– Ваш поезд будет набит битком, – заметила она.

– Да, все срочно уезжают, – сказал Пьер. – Мы последние постояльцы.

– Увы! – отозвалась Франсуаза. – Мне так нравился наш маленький отель.

Пьер положил свою руку на ее.

– Мы вернемся. Даже если начнется война, даже если она будет долгой, когда-нибудь она кончится.

– Как она кончится? – задумчиво произнесла Элизабет.

Смеркалось. Три французских интеллектуала размышляли средь тревожного покоя французской деревни перед лицом надвигавшейся войны. В своей обманчивой простоте это мгновение обладало величием некой страницы истории.

– А вот и полдник! – сказала Франсуаза.

Приближалась горничная с подносом, нагруженным пивом, вином, конфитюрами и печеньем.

– Тебе конфитюр или мед? – с воодушевлением спросила Франсуаза.

– Мне все равно, – с досадой отвечала Элизабет.

Можно было подумать, что они нарочно избегали серьезных разговоров. В конце концов, такого рода деликатность вызывала раздражение. Она взглянула на Франсуазу. В полотняном платье, с распущенными волосами, она выглядела очень молодо. Элизабет вдруг задалась вопросом, а не была ли восхищавшая в ней безмятежность в какой-то мере проявлением легкомыслия.

– Нас ожидает странное существование, – сказала она.

– Я больше всего боюсь, как бы не пришлось смертельно скучать, – ответила Франсуаза.

– Напротив, это будет захватывающе, – возразила Элизабет.

Она не знала в точности, что будет делать; германо-советский пакт поразил ее в самое сердце. Однако она не сомневалась, что ее силы не будут растрачены впустую.

Откусив медовую тартинку, Пьер улыбнулся Франсуазе:

– Странно думать, что завтра утром мы будем в Париже, – заметил он.

– А я задаюсь вопросом, многие ли уже вернутся, – сказала Франсуаза.

– Во всяком случае, будет Жербер. – Лицо Пьера просияло. – Завтра вечером мы непременно пойдем в кино. Сейчас показывают множество новых американских фильмов.