– Ну что, пошли? – сказала она наконец.

– Пошли, – ответил Пьер.

Он закинул оба своих рюкзака за спину и вышел из комнаты. Франсуаза закрыла за ними дверь, в которую ему месяцами не суждено было больше входить, и на лестнице ноги у нее подкосились.

– У нас есть время выпить по стаканчику в «Доме», – сказал Пьер. – Только надо проявлять осторожность, найти такси будет нелегко.

Они вышли из отеля и в последний раз двинулись по столько раз пройденному пути. Луна зашла, и стало темно. Уже несколько ночей, как небо над Парижем погасло, на улицах оставалось лишь несколько желтых тусклых лампочек, свет от которых стлался на уровне земли. Розовый пар, некогда издалека возвещавший о перекрестке Монпарнас, рассеялся, однако террасы кафе еще слабо светились.

– С завтрашнего дня все закрывается в одиннадцать часов, – сказала Франсуаза. – Это последняя довоенная ночь.

Они сели на террасе; кафе наполнялось людьми, шумами и дымом; какая-то группа очень молодых людей пела, в течение ночи откуда-то появилось множество офицеров в мундирах, группами они расположились за столиками; женщины приставали к ним со смешками, остававшимися без отклика. Последняя ночь, последние часы. Взволнованный звук голосов контрастировал с вялостью лиц.

– Жизнь здесь будет странной, – заметил Пьер.

– Да, – согласилась Франсуаза. – Я обо всем тебе расскажу.

– Только бы Ксавьер не слишком обременяла тебя. Возможно, нам не следовало так скоро возвращать ее.

– Нет, хорошо, что ты снова с ней встретился, – сказала Франсуаза. – Стоило ли, в самом деле, писать все эти длинные письма, чтобы разом разрушить весь их эффект. И потом, надо, чтобы в эти последние недели она была рядом с Жербером. Она не могла оставаться в Руане.

Ксавьер. Это стало всего лишь воспоминанием, адресом на конверте, незначительным фрагментом будущего; Франсуазе с трудом верилось, что через несколько часов она увидит ее.

– Пока Жербер будет в Версале, ты наверняка сможешь время от времени видеться с ним, – сказал Пьер.

– За меня не беспокойся, – ответила Франсуаза. – Я всегда как-нибудь устроюсь.

Она положила свою руку на его. Он уезжает. Все остальное не в счет. Они долго молчали, глядя, как умирает мир.

– Я задаюсь вопросом, будет ли там толпа, – сказала Франсуаза.

– Не думаю, три четверти уже призваны, – ответил Пьер.

Какое-то время они побродили по бульвару, и Пьер окликнул такси.

– На вокзал Виллетт, – сказал он шоферу.

Они молча пересекли Париж. Гасли последние звезды. На губах Пьера застыла легкая улыбка, он не испытывал напряжения, скорее, у него был вид прилежного ребенка. Франсуаза ощущала лихорадочное спокойствие.