— Амаз!

— Что, Рач-джан?

— Ты вроде какой-то грустный.

— Да нет, с чего ты?

И так день, два, три. Я чувствовал, что он чем-то сильно озабочен.

И однажды, когда мы были одни, Амаз сказал:

— Рач-джан, я и Сагануш долго думали. Я вот говорю: где девять, там и десять. Да и ребенок хорошо себя чувствует среди этих чертенят. Ну, а у нас, сам знаешь, дочки нет… И ей хорошо будет, и нам в радость… Что скажешь, Рач-джан?

Маленького роста был Амаз, но как вдруг вырос в моих глазах он, отец девятерых детей, собиравшийся удочерить десятого!

В РЯДАХ

В РЯДАХ

Маленький билет в клеенчатой обложке.

Когда тебе протягивают этот билет и рядом с портретом Ленина ты видишь красиво выведенную черной тушью свою фамилию, сердце переполняется невыразимым чувством.

Юноша, вручивший этот билет, наверно, хорошо понимает тебя. Он мягко улыбается:

— Ну, поздравляю, будь достоин…

Ты что-то невнятно отвечаешь, берешь билет и выскакиваешь на улицу. Хочется кричать, сообщить всем, что ты теперь комсомолец, член Ленинского комсомола.

Нащупываешь в кармане билет, сердце поет от счастья, и ты спешишь домой — поделиться своей радостью с близкими…

Мать сидит под тутовым деревом, перебирает рис.

После смерти Зарик она почти перестала улыбаться, а Мариам-баджи, Эрикназ и другие женщины стараются не оставлять ее одну.

Я подошел. Она подняла голову:

— Пришел, сынок?