– Потому что они с мамой были скаутами. Она сказала, мне понравится.

– Как мило с ее стороны, – заметила бабуля. – Поблагодари ее хорошенько, а я отправлю письмо. Тебе не обязательно распространяться о твоем лечении.

– Я и не буду, бабуля. – Я бы чувствовала себя полной дурой, хотя, не сомневаюсь, Марго не одобрила бы подобное заведение, если бы пришлось выкладывать ей все об «Обетовании» в открытке с благодарностями за подарок. – Когда я так делала?

– И правда, – согласилась она, – это на тебя не похоже. Я просто позабыла, тебя же не было рядом.

Мы смотрели новогоднюю программу, лишь изредка обмениваясь замечаниями о том, сколько же народа собралось на улице и как, должно быть, холодно в Нью-Йорке. Но потом один ведущий, ну, знаете, этот комик Джей Томас, проделал такую штуку – сделал вид, что читает программу передач, вдруг телезрители захотят переключить на другой канал, и было совсем не смешно. Сначала он нес какую-то муру про Шеннен Доэрти и Сьюзан Сомерс[40], а потом вдруг говорит, давайте, мол, посмотрим серию «Шоу Энди Гриффита»[41], которую ранее считали утерянной, где Гомер напяливает на себя женскую одежду и в таком виде расхаживает по городу, пока наконец его не «отправляют в морскую пехоту, чтобы выбить из него эту дурь». И это было так глупо, что никто не смеялся, а бабуля, которая сидела рядом со мной на диване, так и вообще вся подобралась, когда он сказал «выбить эту дурь». Я почувствовала, как ее тело напряглось. Я не помню точно, тогда это было или позже, когда этот парень, Джей Томас, минут через десять вышел на связь с другой ведущей, Нией Пиплз, мерзнувшей в кожаной куртке, шапке и перчатках на Таймс-сквер, пока он со всеми этими музыкантами сидел в тепле «Хард рок кафе», и сказал ей: «Запомни, Ниа: мужчины есть мужчины. Некоторые женщины тоже мужчины. Некоторые мужчины – женщины, поэтому смотри, не ошибись там, на Таймс-сквер».

И эта леди, Ниа, просто ответила, что сама прекрасно о себе позаботится, и шутка умерла, хотя, возможно, что-то еще было, одним словом, я точно не помню, но только тут бабуля повернулась ко мне и сказала:

– В толк не возьму, почему они находят эти его дурацкие шутки смешными.

– Потому что он придурок, вот почему.

Она выждала и потом тихо спросила:

– Там ведь не очень плохо, котенок?

– На Таймс-сквер? – не поняла я. – Откуда же я знаю?

– В школе. – Бабуля не смотрела на меня. Ее пальцы сосредоточенно подбирали попкорн с дивана и кофейного столика и возвращали обратно в миску. – Тяжело приходится?

– Не так уж плохо, – ответила я. – Честно говоря, там даже ничего.