– Значит, это могла оказаться даже не та самая гирлянда, которую ты видела с бабушкой?

– Наверное. Я точно не знаю.

– И все же ты не смогла удержаться, чтобы не взять эти три лампочки, спрятать их в своем чемодане, привезти в «Обетование» и приклеить к внутренней стороне ведра?

– Да. Именно это я и сделала.

– Я знаю, что ты так и сделала, Кэмерон, но это всего лишь хронология событий. Мы пытаемся понять, что заставило тебя так поступить. Почему ты постоянно повторяешь подобные действия.

– Я знаю. – Был будний день, и под бежевым свитером на мне была форма, поэтому мне вдруг стало невыносимо жарко.

Возможно, не так уж и вдруг, просто я заметила это, вспомнив, что под свитером на мне была рубашка с длинным рукавом. Я начала стягивать свитер, и вдруг, в тот момент, когда мои локти были у ушей, а за свитером не было видно головы, Лидия крикнула:

– Немедленно прекратить!

– А? – удивилась я, застыв с поднятыми вверх руками.

– Мы не раздеваемся друг перед другом в общественных местах. Ты не в раздевалке, – отрезала она.

– Мне стало жарко, – начала оправдываться я, опуская свитер. – Там же рубашка. – Я снова приподняла край свитера, на этот раз одной рукой, а другой указала на рубашку.

– Что надето у тебя под свитером, меня не касается. Если ты хочешь переодеться, следует извиниться и попросить разрешения выйти, чтобы сделать это без посторонних глаз.

– Хорошо, – сказала я, сдерживая сарказм, потому что мы уже несколько раз беседовали на эту тему. – Здесь слишком жарко, мне бы хотелось снять свитер. Вы позволите мне отлучиться?

– Я думаю, что ты сможешь потерпеть несколько минут, которые остались до конца нашей консультации. – Она посмотрела на часы. – Снимешь свитер, когда вернешься в свою комнату.

– Ладно.

С Лидией всегда так. Чем больше я ей открывалась, чем скрупулезнее исполняла ее предписания, тем холоднее она держалась со мной. Она поправляла чуть ли не все мои слова и половину моих бессловесных порывов. Но из-за этого она даже стала мне нравиться. Наблюдая, как она управляет десятью миллионами правил и предписаний, все из которых она пыталась выполнить сама, я увидела ее хрупкость и слабость, ведь ей постоянно приходилось защищать все эти установки; она больше не была могущественной и всеведущей Лидией моих первых дней в «Обетовании».

– Ты готова продолжить?

– Да.

– Хорошо, – сказала она. – Потому что я не хочу, чтобы ты уходила от темы, придумывая всякие отговорки.

– Я и не пыталась.