Светлый фон

Автобус был спальный, людей не много, лег на верхнюю полку, за окном потянулись пригороды, а потом, когда съехали с основной дороги, мягкие закатные пейзажи зеленых холмов и хуторов. Остановились возле маленького храма, рядом с которым росло деревце, все обвязанное цветными тряпичными лоскутками, сотни флажков-узелков на память и веру. Вспомнилось Ферапонтово. Стоял в пустынном храме, расписанном Дионисием, как внутри вот такого деревца, летящего ввысь, не сходя с места, возносящегося… Лучик она ее звала. Мать Женьки. Хочет, чтобы лучик был на надгробье. Спрашивает, что я думаю про это и как изобразить. Лучик. На черном камне. В черном зеркале. Там, у Кассиопеи. Ты не волнуйся, писала, я его досмотрю. Оттуда.

Приехали уже в темноте, конечная, автобус развернулся и исчез. Маленькая деревня, похоже, тут и гостиницы нет. Сел под деревом переобуться, а из тьмы вдруг обступают меня возбужденные мужички, но и приблизиться опасаются. Полиция, кричат, паспорт, коронавирус, иностранец… Остальное на хинди, не разобрать. Ну бузят и ладно, не обращаю внимания, переобулся, укладываю рюкзак, а они все распаляются. Чего шуметь, говорю, я сам полиция, а гостиница у вас есть тут? Притихли. Один вытянул руку в сторону тьмы: там. Подхватил рюкзак и пошел.

Деревня тут же кончилась, иду по пустынной дороге, вдали огонек: дом, во дворе сидит дед с мальчишкой лет пяти и, увидев мое приближение, прикрывает ему рукой глаза – такое я, значит, привидение.

Покружил во тьме, но нашел: оказалось, правительственный коттедж на два номера в глубине огороженной территории. Замок на двери, свет погашен. И снова откуда ни возьмись обступают, теперь уж, видать, подняли всю деревню, всех важных собрали – полицейские, аптекари, хозяева лавок. И все по новой. Нашелся все же один, говорящий по-английски, объяснились. И куда вся агрессия, все угрозы делись – в мановенье все с головы на ноги встало, словно в другую игру теперь играем от всей души – в дружбу насмерть. Поселили, денег брать не хотят, какое-то неслыханное постельное белье из темноты несут, и вот уже на мотоцикле с полицейским едем в чудесную столовку, которую так запросто не найдешь, там он и откланялся, обняв на прощанье. Индия, что тут скажешь.

Номер баснословный, стильная аскетичная мебель, идеальная чистота, огромная ванная, у входа новые тапочки, горячая вода, кондиционер, веранда, сад. Все это – двести рупий, меньше трех долларов, таких цен уже лет пятнадцать как нет. Но и приезжих не было тут, похоже, столько же. Держат, наверно, на случай – авось, когда-никогда министр какой из кустов выйдет, заночевать захочет. Семья смотрителей за этим коттеджем живет в стороне в милой развалюшке с подворьем, куда хожу кофе варить. А маленькая принцесса в воздушном платье, в котором тонула, всякий раз наступая на его подол, принесла мне в первый вечер трехметровое махровое полотенце ослепительной белизны. Пая ее зовут. Пай-пай, пирожок души моей, говорю ей перед сном, стоит, не уходит, пока мама не утащит за руку.