Костер полыхал жарким пламенем, волны тепла кружились около него, и Настя скоро согрелась.

— И зачем ты лезла?

— Перестань! Я же полгода не видела Ирени, пальчиком не касалась к ней.

Костер оставили догорать и пошли дальше. При рассвете показались знакомые белые домики и окутанные туманом озера.

Старик Дымников был обрадован и напуган.

— Дочка, не случилось ли беды? Явилась ты без письма, без упрежденья.

— Ничего не случилось, письмо я послала позавчера.

— Ну, так оно придет завтрева, письма-то раз в неделю носят. А що Горького-то привезла?

— Привезла. На станции он, в багаже.

И вновь зашумел дымниковский дом, запели двери, заговорили стены, наполнилась молодыми голосами его пустота.

* * *

До августа прожил Степа в Дуванском, работал с матерью на огороде, а в свободное время удил рыбу. По праздникам он ходил в Озерки к Насте. Все дни до поздних вечеров они бродили по горам, купались в Ирени или разводили костер где-нибудь на вершине и сидели около него.

— Далеко ли он виден? — говорила Настя про костер. — И что думают?

— А ничего, на горах часто разводят костры; то охотник, то бродяга, то геологи.

Длинные летние дни были для них слишком коротки, и вечерами Настя до полдороги провожала Степу, когда он уходил домой.

Возвращалась одна и весь путь кричала:

— Ау!

— Слышу! — отзывался Степа.

Перекликались, чтобы чувствовать себя вместе. В тишине и неподвижности горной ночи голоса катились далеко-далеко.

В августе Марья продала корову, овощи, заколотила дом, взяла с собой кое-какое добро да лапти, оставленные Якуней, и поехала со Степой в листокатальный завод. С ними ехала и Настя. В заводе они пришли в барак, но он оказался пуст.