— К чему такой разговор, к чему сразу в большой колокол? — упрекнул Матрену миролюбивый Никифор.

— Время такое… большое.

В поле вышли все, даже и такие, кому по старости лет полагалось сидеть дома. Там, где рожь выстояла, ее жал Никифор машиной. Машина жужжала в поле от темна и дотемна. В полдень к машине подавали свежую смену коней. Леглую, спутанную рожь снимали серпами. Снопы не собирали в скирды, а подавали прямо к молотилке. Зерно увозили в лесной овраг, где было оборудовано тайное хранилище.

Чтобы немец не застал врасплох, днем и ночью при дорогах, в некотором отдалении от деревни, стояли наблюдатели из резвых, толковых ребятишек. Время от времени они подавали сигналы, днем из пастушьего рожка, ночью на гармошке. Рожок и гармошка пока что играли протяжно, спокойно, это значило, что немцев не видно.

Но пришел и такой день, когда рожок взыграл быстро и тревожно. Сразу заглохли жатка и молотилка. Их быстро забросали соломой. Подводы, отвозившие хлеб, повернули к деревне.

Скоро вся деревня наполнилась топотом людских ног, хлопаньем ворот, дверей, окон, как во время пожара или внезапно налетевшей бури. И только дед Лука продолжал спокойно сидеть у колодца. Анку он отослал домой.

— «Немцы, немцы…» — презрительно ворчал старик.— Я своего места не то что немцу, самому черту не уступлю. Пусть-ка он сперва эту гору песку из-под земли добудет, а потом уж топчет ее.

Близ колодца то и дело слышались торопливые шаги и оттуда, от шагов, голоса:

— Дедушка Лука, уходи: немцы едут!

— Знаю. Сильнее кошки зверя нет, — отшучивался Лука. Он решил встречать немцев первым. — На мне обозначится, какие они. А мне терять немного осталось.

— Лука, что ты делаешь?! — послышался голос Матрены. — Тут немцы, а он…

— Что — он? Занимается своим делом, и все. Лука сам про себя знает.

— Ну, тогда не взыщи, если беда случится.

— А с кого взыскивать: сам большой.

Матрена ушла. На деревне затихли последние шумы и стуки. Лука подумал: «Прямо как ночь. Вот только солнышко пригревом о дне сказывает».

Немцев было шесть человек. Все верховые. Они ехали шагом, нестройно, с беспокойством оглядывали пустую улицу, тихие дома — нигде ни человека, ни курицы, ни собачонки, ни кошки — и обсуждали, как же понимать это. Либо все ушли к партизанам, либо все попрятались.

— Совсем не надо понимать, — сказал командир отряда. — Нужно дать из автомата очередь по окнам. За каждым окном люди. Занавески немного шевелятся. Следы на дороге совсем свежие. В воздухе запах кислых русских щей. — Он зажал нос. — Ф-фу! Вы не заметили даже этого. Вы недостойны носить имя солдата германской армии.