С десяток мужиков в черных суконных поддевках, в больших сапогах, видно, что не от сохи, имеют другой промысел. Из разговора узналось: знаменитые коневоды и овцеводы из Оренбургских степей.

Красноармеец сидел на сундучке, щипал маковку на шлеме и напевал. Учитель и двое учеников сельскохозяйственной школы с маленькими граблями на фуражках.

Афонька жевал черный хлеб.

— Безбилетный? — спросил красноармеец.

— Не хватило денег, немного не дотянуло.

— Ко хлебу-то у тебя, сынок, ничего нет? Вот попробуй! — Дедушка подал Афоньке красную сочную дольку арбуза вроде месяца, когда ему бывает половина. — С Волги я, арбузник. Целый мешок везу этого добра. На выставку едешь, тебя кто послал?

— Сам поехал. Корень искать, от которого бедность наша идет.

Красноармеец встрепенулся, отбросил шлем и придвинулся к Афоньке:

— От помещиков бедность наша. Они земли мужицкие сеяли.

— В нашем краю был всего один немудрящий помещик, пять годов его уж нет, смели, а народ все беден.

— На выставке будут разные ученые люди, они тебе все объяснят, — пообещал дедушка. — Москву ужо видно.

Разговор оставили, кто прильнул к окну, кто вышел на площадку, Афонька сел на ступеньки и ухватился за железный прут. Теплый ветер полыхал ему в грудь, лизал щеки и забирал, сильней закручивая вихор на голове. Прежде всего увидел Афонька высокие черные башни, как обгорелые сосны без сучьев. Одна была похожа на высоченную решетчатую бутылку. Сверкнули главами церкви, потом хлынули дома, крыши, много, как бревен в заторе. Поезд пробегал, не останавливаясь, дачные платформы. Красноармеец рассказывал Афоньке, что через высокие башни передают телеграммы из города в город и за границу.

— Прямо, не по столбам, без проволок?

— Да! Так это и зовется — беспроволочный телеграф.

Москва так расхлестнулась домами и трубами, что глаз не нащупывал конца. Афонька заметил над городом большую белую птицу. Она летала, кружилась, но не махала крыльями.

— Аэроплан это, над самой выставкой он.

Афонька удивился, как большой самолет не падает и берет высоту во много раз больше, чем голуби. Потянулись вагонные составы. На боку у одного нарисован мир при царе: там рабочий и крестьянин везут на себе царя, попа, помещика, кулака. Согнулись, измучились, а жандарм погоняет их плеткой.

Загремели колеса на стрелках, сверху надвинулась над поездом темная крыша. Зашумели тормоза, как останавливающиеся мельничные жернова. Станция «Москва».

V

— Держись за меня, — сказал Афоньке дедушка, и вдвоем они долго крутились в вокзальной сутолоке.