— Петру Семенычу почтенье!

— Афонька, беглец, откуда? — Кассир выскочил из своей конторки, обнял парня.

— С выставки, из Москвы.

— Ах, парень-парень! Как искали тебя, беспокоились, телеграммы разослали везде.

— Не могли догадаться, куда я махнул? Чудаки!

— Догадались сразу. Да ведь без денег, без какой-либо бумажки поехал. А потом, знаешь, матери всегда боятся, трепыхаются, им все кажется… Одно слово — матери. Иди беги скорей домой! Нет, постой, я тоже пойду.

Петр Семеныч сдал кассу своему помощнику.

Шли полями, уже чисто убранными. Афонька оглядывал, нет ли где несжатой полосы.

— Убрались мои? — спросил он Петра Семеныча.

— Как будто. Не жалуются. Тут с выставкой совсем замолкли про поля. Сперва ты исчез, про тебя шли разговоры. Потом Сорокин и Хомутов вернулись с выставки — пошли новые разговоры. Ругаются наши делегаты: выдумок на выставке много, и все они не по плечу крестьянину.

— Не по плечу, если одно плечо подставить, — согласился Афонька. — Тогда одна бедность по плечу. А если подставить артельное, общее — все будет по плечу.

Первыми в Полых Водах Афоньку встретили маленькие ребятишки.

— А, вернулся. Куда ездил? Где шатался? — Они не отставали от него и кричали: — Афонька-беглян вернулся. Беглян, беглян ты!

— Не беглян, а делегат Первой сельскохозяйственной выставки. Вот он. — Афонька тряхнул розовым делегатским билетиком.

Мелюзга примолкла, затем пристала с другим:

— Покажи! Покажи!

— Дома. И сперва руки вымойте!

Ребятишки разбежались мыть руки.

Мать обрадовалась Афоньке до слез. Юрка и Варька прижались к нему — не оторвешь.

— Мы думали: убежал совсем, бросил нас.