— Начинаем! — объявил председатель сельсовета.

— Начинаем!.. — Сотни рук разом взялись останавливать реку.

Поперек ее к сваям стали бросать мешки, пучки хвороста, с телег и лодок сыпать землю. Вода напирала, пробовала унести и мешки и хворост, но сваи задерживали их.

Наконец люди побороли реку, плотина поднялась над водой на метр и на два. Река Немда на глазах ширилась, затопляла луга, ложилась среди них широким прудом.

Скоро у плотины зашумит мельница, а над ней повиснет облако пахучей, вкусной мучной пыли.

Вечером на улице Полых Вод был общий ужин для всей деревни и для солдат-помощников. Потом под открытым небом, при кострах устроили самодеятельный концерт.

Афонька был счастлив в этот день, как никогда раньше, едва только замечал, что люди начинают толпиться, подходил к ним и говорил:

— Вот оно общее-то плечо какие штуки поднимает. И легко, шутя. Поднимем на ноги, обязательно поднимем колено-прекло-нен-ного перед землей крестьянина!

ЧУГУННЫЙ ФЕДОТ

ЧУГУННЫЙ ФЕДОТ

Задание одной московской газеты, где я работал разъездным корреспондентом, привело меня в далекий Железновский завод на Урале. По этому заданию я сперва разузнал, что было нужно, о самых передовых рабочих, а потом уже для себя начал расспрашивать, кто самый отстающий, самый старый, самый богатый, самый бедный, самый многосемейный… Меня очень привлекают люди, про которых говорят: он — самый… За словом «самый» всегда стоит что-нибудь интересное: характер, отдельное происшествие или целая человеческая жизнь.

Моя охота за «самым-самым» стала широко известна в заводе, и вот по пословице «На ловца и зверь бежит» одно из «самых» пришло ко мне само. Старик рабочий-доменщик Антонов остановил меня на улице и спросил:

— А про Чугунного Федота рассказывали тебе?

— Никто ничего. Слышу в первый раз.

— Вот оно как забывается. — Доменщик долго обиженно сокрушался, что жизнь бежит как колесо под гору, спицами мелькают дни, годы и сливаются в сплошной серый круг, забыты многие времена и дела, забыты многие люди, которые страдали, погибли за нас, имена их не высечены на памятниках, не отпечатаны в книгах. Много, слишком много и легко мы забываем! Забывают постепенно и Чугунного Федота, хотя стоит он у всех на глазах, на самой главной заводской площади. Как можно не рассказать про него приезжему человеку! О себе стараются, себя выпячивают.

— Пойдем, покажу! — предложил мне Антонов. — Это рядом.

Среди главной площади заводского поселка, где устраиваются праздничные демонстрации и митинги, стояла, пожалуй, лучше сказать, лежала большая темная глыба. Сначала я принял ее за камень, а приглядевшись и потрогав руками, понял, что это чугунный слиток. С одной стороны на нем было написано: