«Федот Губанов, рабочий-доменщик. Погиб от руки врагов за революцию и свободу».

— Это памятник ему? — спросил я Антонова.

— Не совсем так. Это гораздо больше памятника.

— И памятник и могила? Губанов похоронен под этой глыбой? — торопился я, заинтригованный ответом Антонова.

— И опять же не совсем так. Как бы сказать половчей. Мы ведь дружками были. Вместе играли, вместе гоняли вагонетки, вместе работали у домны… — Антонов похлопал чугунную глыбу рукой, словно друга по плечу. — Все вместе. Только вот кончать жизнь доводится порознь. Федот давно кончился.

— Кончился как? Умер, убит?

— Не то все, не то. И умер и не умер, убит и не убит, нет его и есть он. Нетленный, вечный.

Мне пришлось снова признаваться, что ничего не понимаю.

— Не знаючи, не скоро поймешь. Федот не убит, и не умер, и не похоронен, как другие, а расплавлен в этом чугуне. Потом остыл с ним вместе и живет в этой чугунной глыбе. Тут и гроб, и могила, и памятник, и он сам весь. Мой дружок Федот и этот чугун — одно нераздельное, оттого и дали имя Чугунный Федот.

Он в нашем заводе самый знаменитый, самый особенный. Мы против него мало стоим.

Тут же, не отходя от Чугунного Федота, Антонов рассказал историю, какая может случиться только с рабочим человеком, только в заводе, где плавят чугун, железо, сталь.

* * *

Федот Губанов — потомственный рабочий: прадед и дед у него — рудокопы, отец — доменщик. Но в ту пору, когда завязывалась эта злополучная история, он был только подсобником у матери, как подшучивал над ним отец: собирал шишки кипятить самовар, бегал в лавочку за солью и спичками, больших покупок еще не доверяли, и особенно ретиво подсоблял ложкой за столом. От постоянной беготни, когда по делам, а когда по охоте, на речку Вогулку купаться, в лес по грибы и ягоды, у него был ненасытный аппетит.

— Эй вы, кони-соколы! — кричит Федотка, подбирает вожжи, взмахивает вицей. — По-шли-и!.. Поеха-али-и!..

И лихая тройка босоногих мальчишек скоком мчится по гулкой каменной дороге. Тройка впряжена в легкую ручную двуколку, в каких безлошадные заводские жители перевозят сено для своих коровенок. На этот раз в тележке сидит Федотка, он играет кучера, который возит управляющего Железновским заводом. Три его дружка играют выездную тройку.

Коренник, как и полагается ему, идет крупной, размашистой рысью, пристяжные изогнулись почти в калач и прыгают не хуже лягушек. А кучер Федотка все недоволен, свистит, кричит:

— И-их, голуби!.. Наддай, надбавь!

По дороге в оба конца катят городские рессорные пролетки, тарантасы, ползут мужицкие телеги, бредут пешеходы. Много пешеходов. Неподалеку от Железновского завода старинный мужской монастырь. Богомольцы стекаются в него из многих областей.