Вскоре после смерти Пишотты, в погожее воскресное утро, Гектор Адонис отправился на кладбище Монтелепре. Он должен был встретиться там с доном Кроче, чтобы вместе помолиться на могиле Гильяно. Кроме того, им предстояло кое-что обсудить. А где еще найдешь такое место, чтобы побеседовать один на один – отринув тщеславие, простив старые грехи, в полном уединении?

И где еще поздравишь коллегу с успешным завершением дела? Дон Кроче счел своим долгом устранить Пишотту, который стал слишком болтлив и отличался хорошей памятью. И выбрал Гектора Адониса для выполнения этой работы. Записка, оставленная на теле, была одним из самых элегантных жестов дона. Она порадовала Адониса, а политическое убийство превратила в романтический акт возмездия.

Стоя у кладбищенских ворот, Гектор Адонис наблюдал за тем, как шофер и телохранители извлекают дона Кроче из машины. За последний год тот стал еще толще; казалось, его тело разрастается вместе с громадной властью, которую он приобретает.

Двое мужчин вместе вступили в ворота. Адонис поднял глаза на арку у них над головами. На ней была кованая надпись, адресованная скорбящим: МЫ БЫЛИ КАК ВЫ – И ВЫ СТАНЕТЕ НАМИ.

Прочтя этот язвительный вызов, Адонис улыбнулся. Гильяно никогда не сказал бы так, а вот Аспану Пишотта непременно выкрикнул бы что-нибудь в этом роде из своей могилы.

Гектор Адонис избавился от горькой ненависти к Пишотте, которая сопровождала его с момента смерти Гильяно. Отмщение свершилось. Теперь он вспоминал, как детьми они играли вдвоем, как вместе оказались вне закона.

Дон Кроче и Гектор Адонис зашли глубоко в кладбищенские дебри, петляя между каменных и мраморных построек. Дон с телохранителями двигались группой, поддерживая друг друга на каменистой тропке; шофер нес гигантский букет цветов, которые возложил к дверце конгрегационе, где лежало тело Гильяно. Дон Кроче заботливо поправил цветы, потом поглядел на небольшую фотографию Тури, закрепленную на каменной стене. Телохранители подпирали его со спины, чтобы дон не упал.

Дон Кроче выпрямился.

– Храбрый был парень, – сказал он. – Мы все любили Тури Гильяно. Но как бы мы уживались с ним? Он хотел переделать мир, перевернуть его с ног на голову. Он любил людей, но кто еще убил их столько, сколько он? Он верил в Бога, а сам похитил кардинала.

Гектор Адонис вгляделся в фото. Его сделали, когда Гильяно было всего семнадцать лет – расцвет мужской красоты на Средиземном море. Лицо его казалось таким прекрасным, что в него невозможно было не влюбиться; никто не поверил бы, что этот человек отдаст приказы на тысячи убийств, отправит тысячи душ прямиком в ад.