За два года после смерти Гильяно пятьсот тысяч сицилийцев, преимущественно молодые мужчины, уехали в эмиграцию. В Англии они становились садовниками, мороженщиками и официантами в ресторанах. В Германии трудились на полях, в Швейцарии помогали поддерживать безупречную чистоту улиц и собирать часы с кукушками. Во Франции работали на кухнях и в парках частных особняков. В Бразилии вырубали леса. Некоторые подались даже в заснеженную Скандинавию. И были, конечно, редкие счастливчики, которых Клеменца нанимал служить семейству Корлеоне в США. Их считали самыми удачливыми. Так Сицилия превратилась в край стариков, детишек и женщин, овдовевших в результате вендетт. Каменные городки больше не поставляли поденных рабочих в богатые поместья, и богачи страдали тоже. Один дон Кроче процветал.

Гаспара «Аспану» Пишотту судили и приговорили к пожизненному заключению в тюрьме Уччардоне. Однако все понимали, что вскоре он получит помилование. Пишотта беспокоился лишь о том, как бы в тюрьме его не убили.

Правительство медлило с амнистией, и он послал дону Кроче записку, где говорилось, что, если его не помилуют немедленно, он обнародует сведения о договоренности банды с Треццей и о том, как новый премьер вместе с доном Кроче устроили бойню при Портелла-делла-Джинестра.

В утро назначения Треццы премьер-министром Италии Пишотта проснулся в восемь часов. У него была большая камера, заставленная растениями в горшках и украшенная вышивками, которыми он увлекся во время заключения. Яркий шелк успокаивал его; разглядывая вышивки, Аспану часто вспоминал об их детских годах с Тури Гильяно и любви друг к другу.

Пишотта приготовил себе кофе и выпил его. Он очень боялся, что его отравят, поэтому все, что попало в эту чашку, было доставлено ему семьей. Тюремную еду он давал сначала попробовать ручному попугаю, которого держал в клетке. На крайний случай на полке у него, вместе с отрезами шелка и принадлежностями для вышивания, стояла большая бутыль оливкового масла. Пишотта надеялся, что, если быстро проглотит масло, яд не подействует или начнется рвота. Прочих видов покушений он не опасался – его очень хорошо охраняли. К дверям камеры допускались только те посетители, личность которых он одобрил, а сам Аспану из камеры не выходил. Он терпеливо подождал, пока попугай попробует завтрак и переварит его, а потом и сам позавтракал – с большим аппетитом.

* * *

Гектор Адонис вышел из своей квартиры в Палермо и сел в трамвай до тюрьмы Уччардоне. Февральское солнышко уже пригревало, хоть и было раннее утро; он пожалел, что надел черный костюм с галстуком. Однако ему казалось, что по такому случаю следует одеться официально. Гектор коснулся важного клочка бумаги в нагрудном кармане пиджака, надежно спрятанного на самом дне.