— Нет.

— А я вот говорю, — с каким-то вызовом сказала Марина, прямо глядя на него. — И очень жаль, что ты так мало считаешься с нашей любовью. Потому что никакие твои жены, никакие друзья так тебя не любили и любить не будут.

— Я знаю, — тихо сказал Кент.

— Знаешь? А почему так ведешь себя? Ведь мог бы и почаще бывать у нас, звонить и вообще… быть поласковее. Мы же не собираемся отбивать тебя у твоей актрисы, — неожиданно грубо и в то же время как-то обиженно сказала Марина. — Она твоя жена — и бог с ней, живите на здоровье.

Марина встала, присела рядом с Кентом на постель.

— Тебе хорошо с ней?

— Да.

— Ну и отлично, мы с мамой только рады этому… Что так смотришь? Не веришь?

— Ну, почему же…

Марина засмеялась и легко поцеловала его.

— Ох, доктор, хоть вы и делаете непроницаемое лицо, только не обманете. Думаешь, я вру? Ну, может, иногда, да и то немножко. А по сути самой, по-настоящему, действительно рады. Правда, Кент… Только мы, как все бабы, ревнивы, вот иногда ревность и лезет наружу. И Шанталь твоя к нам ревнует, не так, что ли?

— Есть маленько, — улыбнулся Кент.

— Да если бы маленько… Когда мы встречаемся, ты ничего не замечаешь, а мы с мамой глазастые. Ревнует, да еще как, поэтому ты и стал редко ездить к нам.

— Ну, не выдумывай.

— Но ведь и это есть, признайся?

— Ну, может, чуть-чуть.

— Сцен тебе не устраивает?

— Нет.

— Умница, стало быть, — похвалила Марина, вздохнув. — Господи, почему нельзя сделать так, чтобы всем было хорошо? Вот жил ты с Натальей Алексеевной, плохо жил, мы видели это и жалели тебя, — зато нам было хорошо, ты с нами больше, чем с ней, бывал. Тебе стало хорошо — нам плохо. Вот беда-то… И черт ее принес тогда, твою француженку…

— Не ругайся.