— Тэ-экс, и каков результат, товарищ Мельникова?

Татьяна улыбнулась: было что-то в самом деле забавное в Жирове, в его манере разговаривать, в этих его «тэ-экс» и «товарищ Мельникова».

— Результат положительный, Жиров. С Петром Иванычем, начальником цеха, ходили к директору фабрики, Трофимчику. Тот, конечно, немного обижен на меня, все еще не может забыть, что ушла из секретарш. Но спросил: в милицию? пацанов воспитывать? сама, по собственному желанию? Ну, это ладно, туда отпустить можно.

— Примите лейтенантские поздравления, рядовой Мельникова.

— Чего-чего?

— А вы что, товарищ Мельникова, работу в милиции рассчитываете с генералов начать? Нет, как все: сначала рядовой, потом сержант, а там, глядишь, и лейтенант… Инспекция по делам несовершеннолетних — это, рядовой Мельникова, дело серьезное. Ответственное…

— Да ладно пугать-то! А то могу и передумать…

— Тэ-экс, товарищ Мельникова, первые трудности — и вы сразу в кусты?

— В общем, так, Жиров. Отрабатываю на фабрике две недели — и все. Поступаю в ваше распоряжение.

— В мое личное или…

— Ох, Жиров, смотри, без намеков. Предупреждаю заранее!

— Тэ-экс, слушаюсь, рядовой Мельникова. Больше намеков не будет, одна только голая правда! — И он в который раз весело и добродушно рассмеялся.

На этом они попрощались.

Татьяна отправилась в цех, чувствуя, как в душе будто раскрепощается какая-то пружина. Слишком долго она была подавлена и поглощена разными бедами, наступил предел, и так захотелось освободиться от гнета, захотелось перемен в жизни, нового, настоящего, такого, чтобы можно было с чистой совестью смотреть людям в глаза, никого не бояться, не думать о себе как о самой несчастной и невезучей, захотелось независимости, свободы и ясности! А ведь совсем недавно и в голову такое не приходило, то есть не то чтобы не приходило, но просто не верилось, что можно что-то изменить, поправить, поломать. Смерть Натальи так потрясла Татьяну, вошла в душу такой занозой, что собственная жизнь после этого не могла не измениться. Обязана была измениться! Татьяна вспоминала последний разговор с Натальей, перебирала все оттенки его, все слова и ясно видела, как глупы, нелепы и слепы были ее советы, как груба, наверное, была ее самоуверенность, оправдание лжи обстоятельствами жизни, оправдание пошлости, лицемерия, в которые погружается семейная жизнь, если в основе ее — не правда, а желание во что бы то ни стало сохранить мир, покой, душевное равновесие. Потому что на самом деле никакого равновесия нет и быть не может, наоборот — всегда трепещешь чего-то, боишься потерять, упустить, а тебя в это время грубо обманывают, унижают как женщину, плюют в душу, где-то ночуют, куда-то уезжают — и для всего находится своя причина, свое объяснение. А причина и объяснение одно — обман.