— Ну а ты что делал? — в голосе у Ломтева заметно окрепли снисходительные нотки.

— Чай пил.

Оказавшись в центре внимания, Крылов невольно подумал о суде, внезапно устроенном здесь. Кто скажет теперь последнее слово?

Встал Фоменко, подошел к Крылову, жестко взглянул ему в глаза. Крылов не отвел взгляд.

— Расскажи, как было.

Крылов молчал: о том, что здесь хотели услышать, нельзя было рассказать.

— Ишь ты: чай пил. Тоже мне циркач! — съязвил Ломтев.

— Эх, парень-парень! — вмешался Ивакин. Это был спокойный малозаметный человек средних лет. О его комиссарской должности напоминала разве лишь перекинутая через плечо кожаная полевая сумка. — Чем молчать-то, лучше объясни, как это тебе удалось? Одиннадцать человек!.. И поверить трудно!..

Но Крылов молчал, потому что здесь нельзя было произнести ни слова, не оскорбив чего-то в себе и еще в двух людях, волею обстоятельств связанных с ним. Почувствовав наступающий перелом в настроении присутствующих, он ждал, когда можно было уйти, и, как только интерес к нему ослаб, он повернулся и вышел.

Падал снег. Крупные хлопья медленно оседали на дорогу, на сани, на спины лошадей.

— Женя!

Он вздрогнул от этого голоса, почувствовав, какая тяжесть угнетала его.

— Зачем ты ушел?

Нет, ничто не стояло между ним и Ольгой! Просто у них были очень трудные дни.

— По места-ам! — лесная дорога оживилась. Партизаны высыпали на улицу, растекались вдоль обоза.

— А, молчун! — мимоходом остановился Фоменко. — Он и с тобой, Ольга, так же разговорчив? Ну, может, теперь расскажешь?

Нет, Крылов не расскажет и теперь. Слишком многого пришлось бы коснуться. Да и зачем?

— Вы пограничник, товарищ старший лейтенант?

— Был. А почему это тебя интересует?

— Село Волокновку за Днепром знаете?