— Паша, ты студент?

— Бывший. Снег пошел.

Среди леса вырос поселок. Обоз стал. Партизаны потянулись к домам, к теплу.

Крылов пошел вдоль обоза, миновал нежилые строения, повернул к большому дому, над крышей которого курился дымок.

Внутри гудели голоса, раскатисто звучал смех, густым слоем висел махорочный дым. Сесть было негде, Крылов стал у двери, опустив на пол пулеметный приклад.

Здесь находилось человек пятьдесят — среди них командование отряда. Ольга тоже была здесь.

— Я ему втолковываю, — весело рассказывал темноволосый крепкий человек в армейском полушубке, — партизаны мы, хлеб у немцев реквизируем и все остальное. А он: «Начхать мне на немцев, а порядок не нарушай. Хлеб заприходован? Заприходован. Забираешь — давай расписку!» «Зачем тебе расписка, дедок? Немцам, что ли?» «Немцам не немцам, а порядок есть порядок, давай и все!» Так и написал: «Я, Фоменко Николай Григорьевич, старший лейтенант Красной Армии, начальник штаба старший лейтенант Красной Армии, начальник штаба партизанского отряда, забрал награбленный немцами хлеб и прочее». Дедок надел очки, прочитал: «Ну, теперь другое дело».

Партизаны захохотали, заговорили наперебой, а Крылов подумал, что с фамилией Фоменко у него связан памятный эпизод. Еще случай, когда пути людские неожиданно пересекаются. Человек постоянно и что-то находит, и утрачивает.

— А, это ты? Как тебя? — взгляд Ломтева, полускрытый веками, будто прицеливался к Крылову. Лицо у Ломтева было какое-то стандартное, лишенное индивидуальных черт. Оно не располагало к себе, даже когда улыбалось, потому что и улыбка у Ломтева была стандартной, деланной, не согретой пониманием и добротой.

— Да он спит! — раздался смешок, и в доме опять грянул раскат хохота.

— Это правда, что Сенька… тех мадьяр положил, а? — глаза у Ломтева сузились в черточки, на незапоминающемся лице отразилась смесь любопытства и начальственной снисходительности. — Сколько их там было-то?

— Одиннадцать! — подсказал кто-то.

На каверзный вопрос Ломтева нельзя было ответить, не бросив тень на Сеньку и тем самым на себя и на Ольгу. То, что случилось в железнодорожном поселке, было слишком невероятно, слишком превосходило возможности одного человека, и Крылов поставил бы себя в рискованное положение, если бы возразил Ломтеву. Может быть, тот именно на это и рассчитывал? Крылов вспомнил разрывы гранат, убитых мадьяр, беспомощного Сеньку и понял, что не подыграет Ломтеву, не даст Сеньку в обиду.

— Правда.

Партизаны глухо зашумели. Крылов взглянул на Ольгу — от ее остановившегося взгляда ему стало тяжело, но он чувствовал, что так и надо было ответить Ломтеву.