Лицо девушки стало печальным.

— Я помню лосенка, что в тайгу увел меня.

— Давно дело было, — сказал дедушка. — Твой лосенок большим сохатым стал. Много пар рогов сбросил. — Он чуть было не сказал, что этого лося, наверно, давно убили охотники…

— Может быть, он тогда тоже от матери отбился, поэтому один приходил к реке воду пить, — вслух подумала Стилла.

— И так бывает, хитэ.

Они прошли до устья протоки и за деревьями увидели высокую, заросшую орешником сопку. Стилла круто повернула лодку, направила ее на песчаную отмель. Сошли на берег. Дедушка долго водил ее по лесу от дерева к дереву, искал на стволах старые зарубки, но нигде их не обнаружил. За эти годы на стволах стала толще кора, отметины затянуло. Пошли дальше. Наконец набрели на обгоревшие пни — все, что осталось от когда-то большого, шумного стойбища.

— Вот тут твои Каундиги жили.

Стилла не ответила. Она с грустью осматривалась по сторонам, потом присела на корточки, обхватила руками обгоревший пень и залилась тихими слезами.

Старик погладил ее по спине. Стилла поднялась, вытерла глаза.

Обратно надо было толкать лодку шестом, и девушка очень устала.

— Дай мне шест, хитэ, — попросил Копинка.

— Ну какой же я ребенок, — возразила Стилла. — Когда ты с Ноко встретили меня, я, верно, была хитэ. А теперь я уже совсем большая. — Она мотнула головой, отбросила назад волосы.

Дедушка оживился и даже пошутил:

— В роду Копинка еще не было такого, чтобы девушка на изюбра или медведя ходила. Люди увидят — смеяться будут.

— Так я ведь не Копинка, ама, я — Каундига!

4

Зимой дедушка умер. Ноко звал Стиллу жить у него, но она не захотела. Она привыкла к тесной старенькой юрте, где прошло детство, и ей было жаль покинуть ее. И хотя временами было жутко одной, особенно зимой во время пурги, Стилла никогда не жаловалась. Всегда находила работу: шила меховую обувь соседским детям, мастерила берестяную посуду. В свою очередь и соседи не забывали сиротку. Не оставлял и Ноко. Возвращаясь с охоты, приносил сестре то кусок оленины, то медвежью ногу, то рябчиков.