Громкий смех и разговоры обтекали неподвижную сестру. Она стояла, переводя взгляд между Билли, девушкой и нами. Ее лицо из эмали и пластика деформировалось. Она закрыла глаза и расправила плечи, чтобы унять дрожь и сосредоточиться. Стоя спиной к стене, она поняла, как нужно действовать. Она открыла глаза, ставшие маленькими и твердыми.
— Что меня беспокоит, Билли, — сказала она, и я различил перемену в ее голосе, — это как твоя бедная мама воспримет такое.
Она добилась нужной реакции. Билли вздрогнул и поднес руку к щеке, словно его обожгли кислотой.
— Миссис Биббит всегда так гордилась твоей порядочностью. Я это знаю. Это ужасно расстроит ее. Ты ведь знаешь, Билли, что с ней бывает, когда она расстраивается; знаешь, как это вредно для бедняжки. Она очень чувствительна. Особенно в том, что касается ее сына. Она всегда так гордилась тобой. Она все…
— Нет! Нет! — выкрикнул он, качая головой, умоляя ее. — Не н-н-надо!
— Билли, Билли, Билли, — сказала сестра. — Мы с твоей мамой старые подруги.
— Нет! — выкрикнул он, и голос его оцарапал голые белые стены изолятора; Билли задрал голову и взвыл на лампу, точно на луну. — Н-н-
Мы уже не смеялись. Мы смотрели, как Билли корчился на полу, закинув голову и выставив колени. Он елозил рукой но зеленым штанам и крутил головой, как ребенок, которому сказали, что сейчас его будут пороть — дай только срезать хворостину. Сестра тронула его за плечо, пытаясь успокоить, но он отдернулся, как от удара.
— Билли, мне бы не хотелось, чтобы она верила чему-то подобному о тебе, но что я должна думать?
— Не-не֊не г-гов-ворите, м-м-м-мисс Рэтчед. Н-н-нен…
— Билли, мне придется сказать. Мне очень не хочется думать, что ты так поступил, но, право же, что еще я должна думать? Я нахожу тебя одного, на матрасе, с женщиной такого рода.
— Нет! Я н-н-не хотел. Меня…. — Он не договорил и снова поднес руку к щеке. — Это она.
— Билли, эта девушка не могла бы затащить тебя сюда насильно. — Сестра покачала головой. — Пойми, я бы рада была поверить во что-то подобное ради блага твоей бедной мамы.
Рука Билли сползла по щеке, оставив длинные красные отметины.
— Это он-на, — сказал он, оглядевшись кругом. — И М-М-Макмёрфи! Заставили меня. И Хардинг! И в-в-все! Они меня д-д-дразнили, об-
Теперь он словно приклеился к лицу сестры. Он больше не смотрел по сторонам, а только на нее, словно вместо лица у нее была световая спираль, переливавшаяся кремово-белым, голубым, оранжевым, гипнотизируя его. Он сглотнул и стал ждать, чтобы она что-то сказала, но она молчала; к ней вернулось все ее фантастическое самообладание, и ее машинный разум проанализировал происходящее и велел ей молчать.