«Война и мир», т. 4, ч. 3, гл. XII
Не знаю, будут ли еще шанс и место сказать об отношении Камила ко Льву Толстому, — скажу здесь. Время от времени он вдруг принимался достраивать, наращивать, укреплять культ Толстого — хлопотливо, азартно. Выяснял для себя и для друзей, что Толстой «еще гениальнее», чем нам казалось, уличал нас в поверхностном знании текстов, обнаруживал там ключи к сегодняшним проблемам… Помню разнос по телефону:
— Ты читал «Нет в мире виноватых»? Первую редакцию?
Звонок прямо с этого начинается.
— Кажется… Нет, не помню… а что?
— Вот прочти, тогда будет о чем разговаривать! — И сразу безапелляционные частые гудки.
Это ведь диалог не литературоведов, не текстологов, — это студент позвонил другому студенту, на лекциях — партнеру по болтовне и разным письменным играм в слова, а в сессию — товарищу по несчастью! Я и сегодня не все помню у Льва Николаевича, но кто теперь накричит на меня за это? Один Камил мог давать «свечки» по таким поводам. Подумать только: как будто освежу я в памяти заданный текст — а параллельно он и Юрия Карякина заставит это сделать, и Таню Бек, и случившегося об эту пору в Москве тюрколога из Ташкента, и двух журналистов из «Науки и религии» — и путем перекрестного опыления умов, глядишь, к концу месяца воссияет Истина! Чепуха: утопистом Камил не был. Но так чудесно действовал на него кислородный коктейль истины, что неудержимо хотелось тащить за руку к месту его раздачи: испейте, дурачки, — сами же себе потом спасибо скажете!
Если в каком-нибудь «органе» случался выпад против толстовства, вообще-то всеми забытого, — Камил был уверен: это артподготовка. Внимание, сейчас подлость развернется в актуальную сторону, стрельба пойдет по живой, сегодняшней и драгоценной для нас цели, по той или иной «новомирской» прозе, например. Или по пьесе Володина. Или по фильму, в котором заподозрен все тот же «абстрактный гуманизм», — по картине Марлена Хуциева, к примеру. Своей маленькой ладонью — у него была рука двенадцатилетнего мальчика — Камил мог закрыть следующие абзацы и предсказать: сейчас будет опасное свинство, вот увидите! Против кого или чего конкретно — он не знал, но в самом свинстве не сомневался.
И десять раз из десяти бывал прав. Моськи и шарики не облаивают такую махину без особой натаски, без спецкоманды; это и понималось, прочитывалось отчетливо, когда свою миниатюрную руку Камильчик убирал…
Не мешало бы на все времена запомнить: наскоки на великого Льва — прелюдия опасного свинства.
4
4
Писательство — профессия, в общем-то работающая на природный эгоцентризм: очень уж мышцы самолюбия постоянно напряжены. Среди нас уникальны люди с призванием разогревать чужой талант, лелеять его и проталкивать вперед. Быть бескорыстным импресарио чужого таланта. Это даже не всем понятно в нынешнюю эпоху: с какой это стати Икс трубит о незаурядности Игрека? Из одной