Только сам он весь — с глазами, руками, голосом как бы перестал быть опасным для Бюрчи. Пусть споткнулся Бюрчя. Ладно — оробел перед властным взглядом прежнего господина… Но что-то было и в самом Бюрче уже иным!.. Ему хотелось сбросить с себя остатки страха. Хотелось не бояться!.. Вот взял и не выпил! Не выпил же, хоть ему приказали эти сжатые в полоску злые губы. «Сейчас… встану, — внушал сам себе Бюрчя. И действительно встал. — Возьму и плюну ему в рожу!.. Ну-ка, Бюрчя, — подбадривал он себя. — Не робей!»

Однако не плюнул поднявшийся над прежним хозяином Бюрчя. Что-то помешало ему поступить так.

— Будешь прогонять мой скот? — сузив глаза, прошипел, ухмыляясь, Лиджи. — Отвечай! Дай зарок!

— Буду! — четко ответил Бюрчя.

Лиджи даже вскочил от неожиданности и с размаху ударил Бюрчю по лицу: он часто бил его прежде. Бюрчя узнал в этом ударе прежнего хозяина.

— Уходи с копны! — проговорил Бюрчя, сжимая кулаки. — Прикажи отогнать скот!

Лиджи снова дернул его на себя. Они оказались лицом к лицу. Вздрогнула копна, опрокинулась бортха.

И тогда Бюрчя решился. Подскочив, он боднул своего врага по-бычьи головой. Голова Бюрчи угодила в подбородок, и Лиджи опрокинулся.

— Ты что делаешь? Спятил? — выкрикивал испуганно Лиджи, барахтаясь в сене, и норовил ударить Бюрчю ногой в пах.

Ударил! Бюрчя взвыл от боли и вцепился длинными, костлявыми пальцами в толстую мягкую шею. Вся сила Бюрчи перешла в его пальцы, и Лиджи не мог разжать рук, беспощадных, будто волчий капкан. Лиджи захрипел, и голова его безвольно повисла…

А Бюрчя все не решался разомкнуть пальцы, не мог превозмочь опьянения своей победой над ненавистным врагом! Попадись в эту минуту ему под руку железная цепь, он, кажется, порвал бы и цепь… А может, он и рвал ее — ту самую цепь, что сковывала батрака все сорок пять лет его жизни!

Да, Бюрчя — маленький, щуплый, тщедушный — мог лишить жизни своего тучного, не знающего пощады врага. Но этого не случилось. Заметив, что Лиджи не дышит, Бюрчя не без усилий над собой разжал пальцы и принялся трясти его, тормошить. Лиджи был недвижим. Бюрчя от страха чуть не лишился рассудка. И тут на глаза табунщика попалась поваленная набок бортха. Он направил струйку самогона в приоткрытый рот, но едкая влага угодила сначала в ноздри. Лиджи зашевелился, чихнул, посиневшее было лицо его оживело. Он сел и обалдело уставился на Бюрчю.

— Дай сюда бортху! — потребовал Лиджи. Голос его был хриплым, будто чужим.

То были недобрые слова, произнесенные угрожающим тоном, но для перетрусившего табунщика они казались самыми желанными. Значит, Лиджи жив, а Бюрчя — не убийца!