Светлый фон

Становится все яснее, что госпожа Джонсон долгое время носит в себе чувство вины, которое вынуждает ее приспосабливаться к матери, мужу, детям и подавлять собственные интересы. Она должна быть благодарной. В ходе терапии она постоянно выясняет отношения с матерью. Однажды ей приснилось, что она была вместе с матерью, у матери импозантная внешность, и на ней красивое платье. Мать говорит, что сейчас июнь, время справить ее день рождения! — «Но в это время у меня день рождения!» — говорит госпожа Джонсон. — «Нет, у меня!» — возражает мать. Или другой сон: она оказывается в округе, где выросла, но квартал полностью разрушен, его сносят прямо сейчас, повсюду краны для сноса. Она приходит в квартиру родителей, которая уже наполовину разрушена. Там она встречает мать, которая говорит ей: «Тебе нельзя в школу, тебе нужно ухаживать за мной». Мать больна. Госпожа Джонсон прячется за дверью от подруги (в реальной жизни эта подруга независима и делает со своей жизнью все, что захочет), но подруга находит ее и говорит: «Ты не можешь остаться здесь».

меня

Значение этого сна очевидно: мать претендует на ее жизнь, отнимает у нее день рождения, не дает ей идти собственным путем (в школу), ей нужно быть с матерью, ухаживать за ней. Она не может быть независимой и делать то, что хочет, как это с легкостью делает подруга.

Значение этого сна очевидно: мать претендует на ее жизнь, отнимает у нее день рождения, не дает ей идти собственным путем в школу ей нужно быть с матерью, ухаживать за ней. Она не может быть независимой и делать то, что хочет, как это с легкостью делает подруга.

Первые ипохондрические страхи, которые были направлены на детей, возникли уже при рождении первого ребенка, сына: он был совсем желтым! У него была слишком большая голова! Сразу после его рождения ее мать заболела. Мать, которая жила очень далеко, потребовала, чтобы дочь приехала к ней, она же все-таки врач, а чужим врачам она не доверяет. Но при этом ребенка с собой привезти было нельзя! И в чем-то мать была права, поскольку все врачи недооценивали ее симптомы. Но когда мать позвонила, а госпожа Джонсон знала свою мать, она сразу была уверена, что это что-то серьезное. Встревоженная, она обзвонила врачей: «Я знала, что эта бомба уже тикает», — но они только улыбались на это. Госпожа Джонсон чувствовала себя очень одиноко, с младенцем на руках, это было повторение ее собственной судьбы в начале ее жизни, но она только неделю провела у матери, а не оставила ребенка на три месяца, как это было после ее рождения. Когда спустя два года мать умерла, госпожа Джонсон снова забеременела. Сразу после рождения дочери у отца госпожи Джонсон развились соматические симптомы. Он приехал к ней и прошел обследование там, где жила дочь, и врачи сказали не ему самому, а ей (она же врач), что ему недолго осталось, и у него тоже был рак, как до этого и у матери. Дочери госпожи Джонсон была ровно неделя от роду. До этого отец никогда не болел и не ходил к врачам. Ему было 76. Как будто жизнь детей приводила к смерти родителей. Рождение сына — к смерти матери, рождение дочери — к смерти отца.