Марта

Марта

В следующем клиническом примере молодая мать разрывается в конфликте между идентификацией с требованиями своей матери и соответствующими чувствами вины за невозможность выполнить эти требования; и, чтобы справиться с этим конфликтом, она развивает ипохондрические страхи в отношении своего ребенка. Мать Марты (я рассказывал о первом годе групповой психотерапии Марты — см.: Hirsch, 2008) была против того, чтобы Марта родила ребенка, будучи не замужем, и часто проявляла ревность и враждебность в адрес нерожденного внука. Марта хотела, но не смогла сказать матери, что беременна. Отец был очень болен, он умер, когда Марта была на шестом месяце беременности. На похоронах проповедник отмечал заслуги усопшего и затем обратился к родственникам покойного со словами, как тяжело, должно быть, выносить эту смерть дочери, особенно когда она носит под сердцем новую жизнь… Для проповедника беременность была чем-то хорошим, но отнюдь не для матери, побелевшей как полотно и с трудом державшей себя в руках до того момента, как на поминках у нее вырвалось: «Как ты посмела, наградить меня (!) ублюдком! Именно сейчас, когда умер отец и ты мне так нужна, придуши своего ребенка!». Сейчас ребенку пять месяцев, и он прекрасно развивается, несмотря на постоянную озабоченность Марты, что он может заболеть и умереть. Мать Марты нужно в очередной раз положить в больницу: у нее вода в легком. Тетя хочет отвезти ее в больницу, но мать Марты обороняется: «Нет-нет, я справлюсь!». Потом она звонит Марте и настаивает на том, чтобы та отвезла ее в больницу. Марта отказывается и объясняет, что ей нужно быть с маленьким ребенком. Тогда мать кричит в телефонную трубку: «Вот бы ты никогда не залетала! Вот бы ты сделала аборт!» Марта чувствует себя плохой матерью, она чувствует себя неловко, когда ей нужно пройти мимо кого-то с коляской, она обходит людей стороной. Она завидует другим матерям, которые уверенно «идут наперерез со своими колясками». Она постоянно думает о том, что ребенок может заболеть, много времени проводит у педиатра, думает о том, что с ним что-то может случиться, так же как во время беременности она думала, что он может родиться с патологией. Группа уверяет ее, что она отлично справляется, что ребенок, которого она приносит в группу, очень дружелюбный и расслабленный, т. е. группа перенимает на себя разгружающие и поддерживающие функции бабушки.

Совершенно ясно, что враждебность матери в отношении внука сводится к своего рода архаичному соперничеству за функцию матери между ней и дочерью: в Caritas romana[40] описана потребность получить что-то от своих детей, особенно когда человек уже в возрасте. Родители рассчитывают на то, что дети прокормят их (ср.: Hirsch, 1997, S. 160). Пожилая мать требует молока из груди дочери, которая только что родила ребенка. Молодая мать, к сожалению, в большой степени идентифицирует себя с враждебностью этой «ведьмы», которая проклинает ребенка, и сама себя чувствует плохой матерью, отчасти она проецирует «плохое» на ребенка, думая, что он болен. И сам нереалистичный страх, что с ним может что-то случиться, основан на проекции враждебности бабушки и страха быть плохой матерью.