При этом ее ипохондрические фантазии, которые постоянно содержат тяжелое, смертельное заболевание, т. е. фактически являются мечтами о смерти, направляются против ее детей. Она все сделала для своих детей, не хотела быть, как ее мать, и во многом справилась с этим. Она всегда хотела семью, все время поэтому следовала за своим мужем, не в последнюю очередь из-за детей. Она отодвинула свои интересы и карьеру на задний план и сделала это с удовольствием. Она не может никого упрекнуть в этом, и уж точно не детей. И все же дети уезжают, они сейчас обретут самостоятельность!

В госпоже Джонсон содержится жуткая связь между жизнью и смертью. Ее собственная жизнь как ребенка была омрачена насильственной смертью бабушки, связанной с чувством вины выжившего («Как можно радоваться жизни, когда бабушке было так тяжело и она умерла!»). Рождение ее первых двух детей было чудовищным образом связано со смертью обоих родителей по очереди. Это так, будто рождение одного ребенка значило фантазийное убийство родителей, которых она в этот момент действительно и навсегда покидала, о которых она больше не могла заботиться, потому что новая жизнь требует полной отдачи от их дочери, т. е. теперь молодой матери, и родители (в фантазии) должны умереть. Госпожа Джонсон буквально разрывалась между различными чувствами вины в отношении своих родителей и младенцев. Подростковый возраст — это фаза жизни, когда ребенок освобождается от родителей и развивается на пути к обретению собственной идентичности. В определенном смысле подростки убивают родителей (Loewald, 1979), поскольку, когда они покидают родительский дом и становятся взрослыми, родителей больше нет, нет тех самых родителей маленьких детей. И ребенок перестает существовать, т. е. умирает посредством взросления, а перед молодым человеком стоит задача заменить собой ребенка и при этом обрести идентичность взрослого человека.