Анорексичка одержима контролем (и при этом теряет контроль над контролем). Из всех возможных вариантов контролировать свою жизнь она выбирает («выбирает» здесь условное слово, поскольку этот процесс не имеет отношения к ее воле, а лишь к бессознательным решениям) контролировать еду и этим получает свободу от матери и от жизни. Именно акт контроля доставляет анорексичной девушке больше всего удовольствия. На уровне сознания она вполне может понимать, что отказывается от пищи просто потому, что может это сделать. Часто анорексичка увлекается кулинарией и приготовлением питательной и здоровой еды для всей семьи, притом что сама эту еду не ест (или съедает что-то странное, вроде корней сельдерея или четверти пачки сухой лапши быстрого приготовления). В такой готовке есть проявления обсессивности, конечно, но, кроме обсессий, это триумф контроля и очередной выплеск саморазрушительной агрессии. По таким семейным обедам можно заметить степень запрета на выражение любого гнева: обычно блюда на них идеальны, сбалансированы и по-настоящему вкусны. Никаких подгорелых пирогов или яичной скорлупы в омлете, которые могли бы хоть как-то проявлять злость, на них не бывает. Если анорексичка спалит блюдо или пересолит суп, это может означать серьезный уровень ее выздоровления.
Тренировки – это современная составляющая анорексии, часть стратегии похудения и приобретения «идеального» тела, которая ускоряет истощение. Также анорексия может сочетаться с вызыванием у себя рвоты, что еще больше ускоряет истощение и снижает благоприятность прогноза.
Так как анорексия завязана на семейных историях, часто ею болеют сестры, особенно – близкие друг к другу по возрасту. Фасадное благополучие таких семей скрывает серьезный уровень явной агрессии матери и подавленной агрессии ее детей. Также часто бывает, что из нескольких детей один болен анорексией, второй – наркоманией, третий становится преступником и так далее. Все участники семейной системы должны как-то обрабатывать ту агрессию, в которой живут. Разница между видимым и невидимым создает эффект шока, когда изнутри что-то все же прорывается. «Такая хорошая семья, и обе девочки больны, как же так» – типичная реакция окружающих на анорексию сиблингов. Например, Лида, героиня истории про девочку с тараканами из главы о депрессиях (в юности она болела анорексией, но потом эмигрировала и поправилась), рассказала о таком шоке. Ее мама заболела коронавирусом, упала от слабости на кухне и потеряла сознание. Ее коллеги по работе (мама – педагог в музыкальной школе) забеспокоились, вызвали МЧС и вскрыли дверь. Кроме лежащей без чувств женщины, они обнаружили заваленную горами хлама, гниющую, антисанитарную квартиру, в которой протиснуться между рядами коробок можно только боком, а около двери стоят пакеты с мусором двенадцатилетней давности. Они вызвали участкового, который от шока смог лишь отругать их в стиле «как же вы проглядели». Они позвонили Лиде с беспомощным «надо что-то делать, Лида, реши, сообщи нам, так не должно продолжаться». Лида спокойно сообщила этим людям, что ничего нового они ей не рассказали, что это продолжается давно, что она, Лида, в этом выросла и что ее мама всегда была психически больным человеком и ничего особенного здесь не поделаешь. Шок, который испытали эти наверняка хорошие люди, был вызван разницей между уважаемой учительницей, которую они знали сорок лет, и явным агрессивным безумием, которое все эти годы в ней жило и было разрушительным для ее дома и для ее близких.