Воспользовавшись замешательством противника, Ольгерд пошел в атаку. Вставший у него на пути наемник, в отличие от двух предыдущих, был опытным дуэлянтом. Умело отбил сабельный удар, занял грамотную позицию, провел серию отвлекающих замахов и чуть было не поймал Ольгерда на какой-то особый финт, если бы на помощь не пришла Фатима. Поднырнув наемнику под ноги она резанула его ножом под коленный сгиб. Тот охнул припал на ногу, и начал валиться вперед, подставившись под рубящий с оттяжкой удар в самое основание черепа.
— Ta mig fanken! Se upp, detta дr slampa farlig som berserkens! — хрипло каркнул, влетая в дверь еще один нападавший. Он хотел добавить что-то еще, но не успел — захрипел и схватился за горло, из которого торчал кончик железной стрелки. Пока Ольгерд встречал первых гостей, Фатима, пожертвовав одеждой, ухитрилась собрать все запрятанное в платье оружие. "Сколько их там еще?" — успел лишь подумать Ольгерд до того, как из черноты дверного проема высунулся длинный мушкетный ствол.
Мушкет, стреляющий в упор, в отличие от притаившегося под окном врага — более чем верная смерть. Стрелок начал водить стволом, выбирая цель. Ольгерд присел, прикидывая, как сподручнее проскочить к окну, когда Фатима, с диким воплем ринулась в сторону двери.
— Пригнись!!! — заорал Ольгерд что было сил. Но было поздно. Девушка метнула нож и одновременно грохот выстрела болью резанул барабанные перепонки. В спальню ворвался сноп огня и все вокруг во мгновение ока заволокло пороховым дымом.
Первым звуком, который услышал Ольгерд сквозь звон в ушах был тяжелый стук упавшего на пол оружия — нож девушки попал в цель. Сама же Фатима, отброшенная тяжелой, разворотившей грудь пулей, сломанной куклой лежала у дальней стены. Над ее головой, в том месте куда ее отшвырнул выстрел, чернело густое, как смола, кровавое пятно.
То, что происходило дальше, Ольгерд помнил урывками. Перед глазами его вдруг встала давняя, из детских лет картина, когда он, вооруженный отцовским охотничьим ножом, на заднем дворе у дома, играя в "войну с татарами", рубит высокий, в собственный рост, бурьян. И теперь перед ним словно оказались не люди, а бездушные, не способные сопротивляться кусты. Рука, сжимавшая саблю действовала безо всякой подсказки, и срубленный бурьян обращался в убитых врагов. Вот один наемник, уронив пистоль, хрипит, пытаясь затолкать в разверстую рану дымящиеся кишки. Вот голова другого, снесенная сабельным ударом, висит на лоскуте кожи, а из шеи фонтаном брызжет кровь. Вот третий сучит ногами, пришпиленный собственным палашом ко входной двери.