На меня с той стороны смотрела жертва пожара. Обугленная кожа обтягивала голый череп. В пустых глазницах светился холодный колдовской огонь. Нос отсутствовал, губы едва скрывали отросшие клыки. Мда. Сильно было в Тьюзаке уважение к голубой крови, если он согласился ЭТО поцеловать. И тут же пришло понимание того, насколько хлипким был мой план побега. Будь маленький нацист поумнее, или посильнее, или попривередливее…

Я фыркнула и отвернулась от зеркала. Рано предаваться рефлексии – я ещё не выбралась. Так, что там говорил блондин про покои бенедикты? Наверху главной башни? Зачем я спрашиваю, у меня же эйдетическая память.

Подойдя к двери, я откинула засов и вышла из комнаты. Замерла на секунду и вернулась обратно, пошевелила носком сапога груду костей, бывшую когда-то Тьюзаком и обнаружила свою фляжку. Подняла её, смахнула пыль и почувствовала дрожание хрусталя. Пробормотала:

— Я тоже рада тебя видеть. Не волнуйся, мы выбираемся отсюда.

Бронзовое горлышко задрожало, а хрусталь нагрелся, словно от радости. Я улыбнулась, прицепила сосуд к поясу и слегка погладила затянутыми в перчатку пальцами.

Выйдя наружу, я прикрыла дверь в надежде, что так вонь какое-то время удержится внутри и нахмурилась. Можно попробовать выскользнуть через ворота, но что-то я не уверена, что в текущем состоянии я справлюсь со стражей, которая точно там будет. Спрыгнуть со стены в ров? Может быть, но стена всё-таки высокая, чёрт его знает как выйдет. Я некоторое время прикидывала варианты, прежде чем осознала: я просто искала повод не убегать. Потому что мне очень хотелось поквитаться с Карионой. Да, это будет опасно, да, жрица-избранница Хау скорее всего будет сильна, но… Я просто не могу оставить эту тварь в живых.

С этими мыслями, я прошла по коридору дальше. Вроде как ближайший подъём будет где-то за этой дверью. Я осторожно открыла створку, скользнула внутрь и прикрыла дверь за собой. Так, теперь мы проходим через большой зал под фундаментом башни и из него поднимаемся…

Моя мысль буквально оборвалась на полуслове, как только я вышла в новое помещение. Язык присох к гортани, а в голове вдруг зазвенела холодная мысль: «А откуда ты собственно думаешь взялись казнённые»?

Большой круглый зал имел в поперечнике ярдов сорок. Стены из серого камня, закопчённый потолок освещали факелы на стенах и три колеса со свечами ближе к центру. И каждый сантиметр освещённого пространства был занят пыточными приспособлениями, на которых лежали, висели и умирали три десятка живых существ. В основном – женщин. Прибитых к крестам, обожжённых на жаровне, с содранной кожей, отрубленными пальцами, выжженными глазами, жертвы ордена плакали, кричали и визжали от боли и ужаса, в то время как четверо палачей деловито занимались несколькими из них за раз. Я видела многое и знала из прошлой жизни, что в средневековье происходило всякое дерьмо, но эта… мерзость, которую творил Орден, такого я даже представить не могла. Даже в самых жестоких культурах пытки обычно преследовали конкретную цель: выбить раскаяние и признание, добыть информацию. Для «рыцарей» Хау же сами страдания были целью.