– Я буду рада услышать ее. Скорее всего, я жила в ней.

– Не эту историю, – сказал он, ковыряя лишайник на балюстраде. – Когда мои родители утонули и я впервые сюда приехал, я злился. Я играл бастарда и вел себя так плохо, как только мог маленький мальчик. Я лгал, воровал, начинал драки с пажами, смущал свою бабушку когда только мог. Я вел себя так годами, пока она не послала за дядей Руфусом…

– Да упокоится он у Небесного очага, – сказали мы вместе, и Киггз грустно улыбнулся.

– Она вернула его из Самсама, думая, что он сможет удержать меня в повиновении. Он смог, хотя и прошли многие месяцы, прежде чем я подчинился. Во мне была пустота, которую понять я был не в силах. Он увидел ее и объяснил ее мне.

– Ты как твой дядя, парень, – сказал он. – Этого мира недостаточно для нас, если нам нечего делать. Святые хотят, чтобы ты нашел какую-то цель. Молись, ходи с открытым сердцем, и ты услышишь зов. Ты увидишь свою задачу, сияющую перед тобой подобно звезде.

– Поэтому я молился святой Клэр, но и сделал еще кое-что. Я пообещал ей. Если она укажет мне путь, я буду говорить лишь правду с этого дня и всегда.

– Святой Маша и святой Даан! – вырвалось у меня. – То есть это многое объясняет.

Он улыбнулся еле заметно.

– Святая Клэр спасла меня и связала мне руки. Но я заглядываю вперед. Когда мне было девять лет, дядя Руфус приехал на одну свадьбу, чтобы среди гостей был кто-то из королевской семьи. Я пошел с ним. Впервые за многие годы мне доверили выйти из замка, и я ужасно хотел доказать, что могу с этим справиться.

– Свадьба моего отца, когда я пела, – сказала я, и мой голос стал неожиданно хриплым. – Вы рассказывали мне. Я смутно помню, что видела вас двоих.

– Это была красивая песня, – сказал он. – Я так и не забыл ее. Когда я слышу ее, по коже все еще пробегают мурашки.

Я смотрела на его силуэт на фоне ржаво-оранжевого неба, пораженная тем, что песня моей матери стала его любимой. Она прославляла романтичное безрассудство. Это было все то, что он презирал в людях и в поступках. Я не могла остановиться. Я запела, и он присоединился ко мне:

– Вы неплохой певец. Вы могли бы присоединиться к дворцовому хору, – произнесла я, пытаясь сказать что-то нейтральное, чтобы не заплакать. Моя мама была такой же безрассудной, как и его, но она верила в это, она отдала все, что имела. Что, если наши матери не были такими глупыми, какими мы их считали? Чего в действительности стоила любовь? Сотен тысяч войн?

Он улыбнулся, глядя на свои руки на парапете, и продолжил:

– Ты спела, и тогда меня как будто ударило молнией, словно откровение Небес: голос святой Клэр, сказавшей: «Правда выйдет наружу!» Ты сама представляла собой правду, которую нельзя спрятать или сдержать – не сотней отцов или тысячей нянь. Она вырвется вперед, не спросив разрешения, и заполнит мир своей красотой. Я знал, что должен искать правду. Это было моим призванием. Я упал на колени, и поблагодарил святую Клэр, и дал обет не забывать мою клятву ей.