Мил улыбался, и это ее не пугало, только слезы наворачивались, когда она смотрела на его улыбку и распахнутые неживые глаза.

«Я спас тебя, большего мне и не надо», – буквально говорила застывшая маска на его лице.

Альбере вдруг стало жаль его чувств, настоящих, но ею не принятых. Смахнув слезу, она снова посмотрела на того, кто принял ее судьбу, и вдруг увидела источник угасающего света. Жизнь Мила, оторвавшись от его тела, собиралась в маленький шар и поднималась ввысь.

Не понимая, что она делает, Альбера коснулась руками этого шара с той же нежностью, с какой она спасала растения и маленьких зверей, словно это была не энергия, а крошечное живое существо, нуждающееся в защите.

Жизнь не стала убегать от магессы, а сама скользнула в ее ладонь и прильнула к ее пальцам, словно пушистый котенок в поисках ласки. Накрыв ее второй рукой, Альбера притянула тающий свет к себе, закрыла глаза и вспомнила Мила, немного неловкого, пытающегося быть строгим и взрослым, но, по сути, совсем юного, робкого и трогательного. Ей вдруг стало ясно, что он так хотел понравиться ей, что совсем забывал быть собой, все следил, чтобы все делать правильно, разумно и ответственно, как полагалось будущему мужу мага Жизни.

У Альберы навернулись слезы. Теперь она узнала о секретаре академии все, и речь шла не о его судьбе, не о воспоминаниях, а о его сути, его истинном воплощении.

– Ты не должен исчезать, – беззвучно прошептала она в узкую щелочку между собственными пальцами.

Шар ей ответил. Вспыхнул, как пламя, согревая ее руки, и тут же замер, отдавая себя на ее волю.

У Альберы кружилась голова. Во рту пересохло, а пальцы похолодели, но она знала, что должна делать.

Теперь она действительно знала, что значит быть магом Жизни. Она могла понять суть любого, а главное, могла решать, кому жить, а кому умереть.

Она может не просто вернуть эту искру жизни, душу, сущность, или как еще это можно назвать, – она может ей повелевать. Отобрать у одного, отдать другому. Она может даже убить, забрав этот шар из центра живого и отпустив на свободу…

Она может! И от этого было только горько.

Губы сами что-то шептали. С глаз падали слезы. Они стеклянными жемчужинами падали на ее руки, одежду, спутанные волосы.

Она просто вернула то, что никто не имел права отбирать у Мила, положила обратно, словно спрятала сокровище в глубины тела.

Стоило поместить шар в центр раненой груди, и он влился назад, как река в огромное озеро, разлился мощным сиянием и запульсировал, словно сердце, начавшее бег.

Прикрыв рану руками, Альбера закрыла глаза и вдруг поняла, что куда-то падает, и сил сопротивляться этому не было. Даже если ценой ее первого воскрешения станет собственная жизнь, эту цену она была готова заплатить.