А меня никто не встречал. Со второго этажа я слышал мысли матери, которая радовалась нашему возвращению, но Беллу поблизости заметить не мог.

— Она в твоей комнате, — обернулась ко мне Элис, предвосхищая вопрос.

Обогнув дом с запада, я поднял голову и заметил движущийся силуэт девушки в панорамном окне. Она просто не услышала… Из динамиков моего музыкального центра лилась музыка «Вальса цветов». Мне захотелось улыбнуться этой маленькой предсказуемости с её стороны. Я моментально забрался по стене, как какой-то дикарь, презирающий двери, но вежливо постучал, тихо, будто пташка, потому что силы внезапно покинули меня, когда я увидел, как изящно девушка кружится под нежную мелодию.

Она обернулась на мой робкий стук и улыбнулась самой чудесной из своих улыбок.

И в ту минуту я почувствовал, как приятно возвращаться туда, где тебя так ждут.

Белла

Мне нравилось. И пусть я казалась сама себе больной в этом странном любовном угаре, но мне нравилось смотреть в эти восхищённые глаза. Мне нравилось делать приятные сюрпризы его семье, помогать им даже в мелочах. Нравилось делиться планами на будущее с Эсме, разговаривать с Карлайлом о религии и медицине, подшучивать над Эмметтом, вести предвыборный конкурс на этом балу и подыгрывать Роуз, чтобы та получила корону на выпускном, болтать и веселиться с Элис, открывать что-то новое Джасперу, как вышло с тем утренником…

А ещё было чертовски приятно удивлять Эдварда раз за разом. Я с удовольствием вспомнила, как он поражённо застыл, когда я подошла, чтобы поправить ему галстук, и как бы вскользь царапнула ногтями белоснежную ткань рубашки. Прохладная гладкая ткань так и просила ласки. А я привыкла потворствовать своим желаниям. Я распрямляла невидимые складки, чувствуя, что дразню опаснейшего хищника на земле.

Как я уже говорила, диагноз ясен. И мне этот диагноз нравился, потому что любовь куда приятнее ветрянки, ею можно заболеть повторно.

Сейчас рядом с нами медленно кружились нарядные пары, сверкали мягким светом гирлянды, благоухали цветы, запах которых с наступлением вечера лишь усилился…

— Я люблю тебя, Белла, — нежно прошептал этот мальчик с глазами мужчины.

Моё сердце сладко забилось. Сколько раз он говорил мне, что любит, слыша в ответ лишь мой пульс?

Его слова почти заглушилa музыка вальса и чуть хриплый голос Франсуа Фельдмана. И было что-то ужасно трогательное именно в этом признании. Он, кажется, даже не надеялся, что я услышу…

Наверное, поэтому промолчать в очередной раз я просто не смогла:

— А я люблю тебя, Эдвард Каллен.