От этих слов паладин скривил недовольное лицо, но сил на какое-либо сопротивление у него уже не было. Ночь высосала из него все соки, а двухдневное голодание только усиливало ощущение опустошенности.

— Эй ты, — крикнула женщина Лиаму, обновляющему кипяток в чайнике, — делать каша или суп, живо!

Тон у нее был грозный, командирский, и денщик без вопросов подчинился приказу. Пока он батрачил на кухне, Эрта стерла капельки пота с лица Эридана и проверила, как себя поживает вскрытая рана. Ночь и правда прошла для него тяжело: повязки и рубашка пропитались потом.

Когда денщик вернулся с тарелкой, полной горячей каши, эльф вновь подал голос:

— Ты издеваешься? Я руки поднять не могу.

— А ты не поднимать ничего, — ответила Эрта, набрав полную ложку и остудив своим дыханием.

Эльф дернулся прочь, почувствовал резкую боль во всем теле, вскрикнул и безвольно обмяк. Мучительно, горько, унизительно. Ощутив, как последние силы покинули его, осознав собственную беспомощность, он пожалел вдруг, что ночь не забрала его жизнь. Умереть от ран лучше, чем быть словно малое дитя на попечении женщины.

— Ты не сбежать, ты ловушка, — засмеялась Эрта на его попытку отвернуться, — все равно делать, как я говорить.

Голубые глаза вспыхнули злостью, но эльф подчинился и нехотя начал есть с ложки. Женщина сломала остатки его упрямства. Уязвленная гордость болела пуще открытых ран. Унизительно.

Наблюдая за всем этим с нескрываемым интересом, Кьяра подумала, что подобные обязанности вскоре лягут на ее плечи. Он испытала удовлетворение от того, что кто-то, наконец, смог утихомирить этого упрямца, а насколько это было грубо — не все ли равно? Важен сам результат.

Поймав взгляд девушки, эльф снова вспыхнул:

— Убери ее, Эрта!

— Пусть смотрит, — ответила та, остужая очередную ложку. — Напомнить тебе, что ты хрупкий тело лишь, а власть твой ничего не решать, когда ты ломаться.

Злость во взгляде сменилась горечью. Лицо эльфа стало подавленным. Хрупкость собственного тела он сполна познал и без этого грубого напоминания. Однако сил кипеть гневом уже не было. Эрта победила, а на реванш надеяться не приходилось.

Поделом тебе, подумала Кьяра, глядя на убитое лицо паладина. Никого не слушал, упрямился, а теперь пожинай плоды.

Закончив кормление, заклинательница легко коснулась его макушки ласковым, покровительственным жестом, но он никак не отреагировал, только молча прикрыл глаза.

— Он фыркать, но кричать нет, — тихо сказала женщина, когда они с Кьярой вышли за ширму. — Сил сопротивляться конец, можно делать с ним что хотеть, но осторожно. Он молчать как тюлень об лёд, наверное, и меня ненавидеть, но не страшно. Я хотеть его поднять, а там пусть хоть убивать.