– Это не больно, – легко говорит он, и подобная доброта может быть свойственна только Тайко. Когда-то ведь он пострадал от рук Рэна, и я не думаю, что кто-то из нас мог об этом забыть.

Тем не менее у Рэна долгая, ужасная история с магией. Многие из его действий были мотивированны желанием защитить народ Эмберфолла, но если заглянуть глубже, то они также были следствием его страха, неуверенности и боли.

После долгого молчания Рэн высвобождает свои руки из рук Харпер и выпрямляется, чтобы сесть без чьей-либо помощи. На его лице отражается подобие его привычной вызывающей самоуверенности.

– Делай что хочешь.

С таким же успехом он мог бы сказать: «Добей лежачего».

Я пересекаю комнату и подтаскиваю низкий табурет, чтобы сесть перед ним.

– Я не Лилит, – говорю я, и в моем голосе нет мягкости. Даже больше, в моих словах проскальзывают нотки гнева. – Я не причиню тебе вреда.

Рэн ничего не отвечает, просто смотрит прямо на меня, как будто собирается с духом. Но когда я протягиваю руку, чтобы коснуться его лица, Рэн хватает меня за запястье. Он так крепко сжимает часть моей брони, что на тыльной стороне его руки выступают сухожилия.

– Я не боюсь, – говорит он, и в его голосе слышится придыхание, которое убеждает меня в том, что это очередная ложь. Но затем он добавляет: – Я этого не достоин, Грей.

Что-то в моей груди сжимается от его слов, и я хмурюсь.

– Ты позволял ей мучить себя, чтобы она меня не трогала, – тихо говорю я. – Сезон за сезоном. И то, что ты сделал со мной потом, не может этого изменить.

– Ты оставался рядом со мной, – отвечает он. – Сезон за сезоном. Ты был рядом, хотя должен был давно сбежать. То, что я творил… – Его голос срывается. – То, что я сделал с тобой…

– Осталось в прошлом, – заканчиваю за него я. – Что было, то было. Одна ошибка не может перечеркнуть все то хорошее, что ты делал.

Рэн пристально смотрит на меня, и его дыхание почти дрожит. Я опускаю взгляд на его руку, которая по-прежнему крепко сжимает мое запястье.

– Рэн. Отпусти.

Он моргает, и я понимаю, что впервые по-настоящему говорю ему, что делать.

Что еще более удивительно, возможно, для нас обоих, так это то, что он подчиняется.

Я дотрагиваюсь пальцами до его изуродованного лица, и он вздрагивает прежде, чем взять себя в руки. Все его тело напряжено до предела, руки сжаты в кулаки, костяшки пальцев побелели. Что бы Рэн ни говорил, он явно боится магии. Но затем я чувствую, что моя сила начинает действовать, потому что его челюсть расслабляется, а плечи опускаются. Боль проходит. Опухоль и воспаление исчезают. Однажды я спас человеку глаз, но раны на лице Рэна слишком глубокие, слишком давние. Кожа вокруг его глаза срослась полностью. Очевидно, что уродливых шрамов избежать не получится. Это не самое плачевное состояние, в котором я когда-либо видел Рэна, поэтому мне легко избавиться от жалости в своем взгляде.