Ровве метнулся туда, где тени на миг стали глубже и гуще, и успел как раз вовремя, чтобы подхватить Темери за плечи.
Она выглядела как в день, когда Шедде в последний раз видел её здоровой: светлое, испачканное в крови и уличной грязи платье, растрепанные чёрные кудри…
Но сейчас было не до разглядываний.
— Темери, — позвал Шедде почти спокойно, — Темери, видишь эту женщину? Она в беде. Её надо… надо полечить. Как ты умеешь. А мы с Ровве поможем.
…потому что она тоже проклята. Самым страшным из проклятий.
В день, когда она узнала о предательстве любовника.
В день, когда она узнала о гибели сына.
Она сама себя прокляла. Всей силой души. Всей силой ненависти.
Проклятье императора — лишь тень того, что она сама приготовила себе.
По вине благородного чеора Валле та Граствила, у которого наверняка было ещё с полдюжины титулов и званий.
Темери поверила ему сразу и безоглядно.
Это было странно и горько и радостно — она поверила. Она действительно подошла к дымному чудовищу — как подходят к смертельно раненным или больным людям. Она улыбнулась этой своей мягкой улыбкой, за которой всегда — сталь уже принятого решения.
И протянула к ней открытые ладони. Шедде не показалось — вокруг них струился слабый золотистый свет. Раньше он видел лишь отблески его, в святилище Ленны. Сейчас это была какая-то другая, чарующая магия. Но этой магии мало будет сил одной Темершаны…
И Шедде решительно подошёл к ней и протянул руку. Что делать дальше он представлял очень слабо.
Но вдруг понял, что они уже не вчетвером — в этом странном месте пустого пространства и мглы появлялись другие — не тени, но посланцы холодного мира: пресветлые сёстры, сиан, ещё кто-то не опознаваемый в полутьме…
И все они, словно кто-то звал — касались руки Темери, и получали от неё кусочек живого огня, чтобы тут же коснуться дымной фигуры чеоры та Вартвил…
Несчастной, маленькой, убитой горем женщины.
Сейчас она уже не была смеющимся чудовищем. Сейчас она смотрела на своих гостей огромными глазами, в которых не было ничего кроме боли и тоски по несбывшемуся.