— Эффект лечения очень быстро сходит на нет. Неестественно быстро.

— Почему вы не поселите его внизу? — спросила я. — Зачем ему каждый раз карабкаться по этой безумной лестнице?

— Потому что я так хочу! — Марти повысил голос. — Ключ живёт у источника. Так было всегда. И будет всегда. Я такой же, как все, для меня не надо делать исключений.

Сейчас он казался совсем ребёнком.

Я хотела спросить, зачем ему телохранитель, но решила, что знаю ответ: Отсо был руками и ногами мальчика везде, где требовалась мускульная сила, но именовался охранником, чтобы не ранить чувствительную гордость юного ключа.

Марти заметил, что я кошусь на Отсо.

— Хочешь знать, что у него с кожей?

Я кивнула. Спросить бы постеснялась, но раз он сам завёл речь...

— Это работа встроенного механизма контроля. Не понимаешь? — Марти улыбнулся. — Отсо — оборотень.

27.2

27.2

Ночь я провела в тесной спальне, где помещались лишь жёсткая койка, крохотный столик и табурет. Ни шифоньера, ни комода, на стене вешалка с четырьмя крючками. Душ и прочие удобства — в блоке на четыре комнаты. И похоже, мажисьеров поселили в тех же условиях.

Столовая на полигоне тоже оказалась прескверной. Крупяной суп, перловая каша с пережаренной свининой, чёрный хлеб и чай, безвкусный, как сено — вот всё, что довелось попробовать за два дня.

После завтрака Батера Доан проводил меня к источнику. Марти уже ждал внизу, у запруды. Утреннее солнце золотило воду у его ног, поблёскивал бледный металл костылей, прислонённых к плоской каменной глыбе, на котором сидел юный ключ.

Вчера разговор у нас вышел недолгим и больше походил на поединок. Марти наносил удары, я оборонялась. Закончилось всё странным утверждением, будто оборотни хотят его убить. А кто защитит от этих тварей лучше, чем другой оборотень? Я заподозрила дурную шутку — мальчик и его телохранитель переглядывались, усмехались и вообще держали себя вызывающе. Совершенно не хотелось видеть их снова. Но кто меня спрашивал?

Чего я не ожидала, так это встречи без свидетелей. У мажисьеров нашлись какие-то дела, а мой провожатый даже спускаться не стал. Пробормотал что-то вроде "Я зайду за вами к полудню" и повернулся уходить. За плечом Марти, скрестив руки на груди, стоял Отсо и смотрел на меня. Больше рядом не было никого, даже Соргин. Как я с ними одна?..

Но делать нечего — двинулась по откосу вниз. В груди плескался мутный страх. В этот момент меня обрадовала бы даже компания Дитмара.

— Я пришла, — сказала, спустившись.

Выдавить из себя "Доброе утро" было выше моих сил, но и молчать казалось неправильным. Молчание могли расценить как… оскорбление? Или, наоборот, как слабость?