Под самым потолком было зарешеченное оконце, перекрытое каким-то тряпьем, всунутым под прутья. Света, сочащегося сквозь щели, едва хватало, чтобы угадать нары у стены и парашу в углу. Последняя заявляла о себе такой вонью, что и слепец не ошибется. Но Дион был благодарен судьбе за то, что отчасти сохранил ночное видение, которое развивалось у одаренных при продолжительном занятии магией. Пожалуй, сегодня оно работало лучше обычного. Он даже различал коршуна на пальце.

Силуэт птицы, раскинувшей крылья, вдруг очертил красный светящийся контур.

Сердце глухо ударилось о грудину. Что это значит? С Еленой беда?..

По телу прокатилась непонятная пульсация. В глубине пустой глазницы дернуло болью так, что он едва устоял на ногах, под веком стало горячо. Дион прикрыл его рукой, и краем ладони ощутил влагу, сочащуюся из-под накладки.

Творилось что-то из ряда вон выходящее. Воздух тревожно дрожал. Перед лицом ходили тени, как корабли под призрачными парусами.

Дион пошатнулся и присел на нары. От тощего тюфяка несло гнилью, стена за спиной была сырой и корявой.

Что дальше?

Для короля, для Алиаллы — Елена просто разменная монета. Женщина, которой не должно быть. Лишняя в своем мире, чужая в этом. Не нужная никому, кроме Диона.

А он заперт под замком, беспомощный и бесполезный.

Дион сдернул повязку, достал из кармана платок, прижал к кровоточащей глазнице. Похоже, гибельная магия, запертая в его голове, откликалась на изменения в мире…

А что такое дар, если не магия в голове?

И что такое его болезнь?

Паразит, похожий на скорпиона, как говорили целительницы. Или на черного спрута, как утверждала Елена. Дрянь, которая пьет его кровь, его жизнь, его… дар?

Дион с шумом втянул в себя воздух. Дрянь, как-то связанная с печатью, которая была разрушена, а теперь возрождалась. Он всегда чувствовал печать. Чувствовал истинную силу. Не так, как обычные люди, которые пригибались к земле, подавленные волей короля, ежились под его взглядом, видели отсветы пламени в его глазах — когда король хотел подчинять. Рыдали от счастья, падали на колени, пораженные аурой его власти и величия — когда король желал поклонения. Поддавались силе, но не осязали ее.

В то время как Дион видел, ощущал, принимал удары — не телом, а своей внутренней сущностью. Елена говорила, а он не верил…

Все это время он был слеп? Или сошел с ума сейчас?

Он привалился к стене, закрыл глаз, погружаясь в себя. Печать тлела внутри, тяжелая, будто отек остывающего металла, в дырах и окалине. Уродливая, как и ее носитель.

Дион усмехнулся.

Представил себе липкие нити, тянущиеся от печати вверх, выстроил формулу, обнажающую скрытое. Но чуда не случилось — узоры в голове остались мысленной конструкцией.