– В душе я сейчас играю на арфе и читаю сонеты.

– Не мешало бы сделать это разок и в реальности.

Его губы переместились с внешней поверхности моего бедра на внутреннюю. Мое дыхание сбилось.

– М? Неужели ты хочешь услышать, как я читаю стихи?

Я подумала и вздохнула. Димитрий и стихи… Та еще картинка.

– Нет, пожалуй, не хочу. Но мы могли бы поговорить…

– Мне очень нравится с тобой говорить. Не словами.

Влажное прикосновение вырвало мой стон.

– О-ох… Ты вообще знаешь, что люди иногда общаются как-то иначе?

– Они дураки. Они тратят время на глупости вместо того, чтобы заниматься делом. Я точно знаю, о чем говорю.

– Демоны! Ты ведь не делал этого много лет! Откуда ты все это знаешь? Все эти… штучки?

– У меня обширная теоретическая подготовка.

– И извращенная фантазия.

– Что есть, то есть. Тебе понравится…

– Димитрий!

– М?

Новые движения и новый стон. Так, о чем я там говорила? Ах… к черту…

– Даааа…

***

На десятилетие запертый в клетке шипов Димитрий не мог насладиться. Прикосновения стали его новым культом, а я – его обнаженной богиней, которой он истово служил. Или его жертвенной овечкой, которую он беспощадно карал, тут уж как посмотреть. Он возвел прикосновения в искусство, стремясь изучить каждое, ощутить и прочувствовать во всей полноте и глубине оттенков и вкусов. Томительные и медленные поглаживания, легкие как перышко касания, влажное скольжение языка… и резкий переход к жестким и сильным движениям. Чертов Димитрий оказался на редкость талантливым учеником в науке любви. К тому же обладал страстной и эмоциональной натурой, что делало его неутомимым любовником.