— Тебе придется подчиниться, — сказал он Ла Морту, — Я сильнее.

— Ты не можешь быть сильнее, — с усилием проговорил тот, — Это не твоя сила. Ты провел меня… Не знаю, как.

— Ну, уж нет! — возмутился Филипп, — Ты проиграл, и имей мужество это признать!

— Я доберусь до тебя, разорву голыми руками, — скрипел зубами Ла Морт, но это были пустые слова, жалкие, как рычание смертельно раненого пса. Одной ненависти недостаточно для того, чтобы драться, тьма забрала у вампира силу и врата закрылись. Теперь Ла Морта можно было просто добить и, хотя он по-прежнему сопротивлялся, не желая сдаваться, ему пришлось подчиниться ментальному приказу, — медленно и неизбежно опуститься на колени перед принцем Парижа.

Филипп сжал его голову в ладонях и резко повернул, отрывая от тела, только противно хрустнули шейные позвонки. Мертвый вампир превратился в прах, не успев упасть на пол, от него остались только пожелтевшие кости, и голый череп.

Филипп швырнул этот череп в толпу ошеломленных «ла мортиков», и кто-то из них машинально поймал его.

— Кто следующий? — спросил их принц, отряхивая прах с кружевных манжет рубашки.

Желающих не нашлось.

В последующие пару часов все бывшие «ла мортики» принесли ему клятву крови. Никто не захотел убраться восвояси, потому что это действительно трудно и неприятно, да и просто опасно — скитаться, и быть вне закона, когда есть возможность существовать комфортно и чувствовать себя защищенным.

Как Филипп и рассчитывал, вызвать его на поединок больше никто не посмел, и в следующие две ночи он принимал своих новых подданных. В большинстве своем это были одиночки вроде Эмиля Патрю, оставшиеся в Париже в ожидании лучших времен и уже уставшие от беззакония. Некоторые из них успели создать собственные гнезда, в которых было по несколько птенцов. Никто из них не представлял собой угрозы.

6.

Для Жака, который и без того благоговел перед возможностями вампиров, их поединок за власть вообще выходил за всякие пределы разумения. Он ведь тоже был там, он все видел, — видел глазами обычного человека, не чувствительного к тонким магическим материям и мало понимающего в происходящем, совершенно фантастическую драку, с огромной скоростью перемещений, отточенностью движений и невероятной физической силой. Доселе Жак и не подозревал, что человеку можно оторвать голову вот так, голыми руками.

Представления Жака о мире вообще были довольно просты. Он родился, чтобы быть воином, и всю свою сознательную жизнь шел предначертанной судьбой дорогой. Он уважал силу, профессионализм и полководческий талант и, как всякий солдат, хотел служить под началом достойного военачальника, но на пути его чаще попадались посредственные. Впрочем, и путь был не так уж долог, насчитывая чуть больше десяти лет.