Филипп поморщился и брезгливо, кончиками пальцев уперся ему в грудь, пытаясь отодвинуть.

— Отойди подальше, очень прошу! — взмолился он, — От тебя нестерпимо воняет!

Вместо этого с яростным рычанием Ла Морт схватил его за горло. Вся его сила сейчас бушевала на поверхности, готовая к сокрушительному удару, по крайней мере, Филипп надеялся, что гнев заставил Ла Морта выпустить все, не оставив про запас никаких неприятных сюрпризов. И тогда он его ударил. Черт возьми — ударил всего в половину от того, как мог бы, но Ла Морта отшвырнуло прочь, словно в его грудь врезалось пушечное ядро. Вампира пронесло через весь зал, по пути он разбил, словно кегли, компанию своих сподвижников, и впечатался в стену так, что едва не проломил ее насквозь. Филипп сам не ожидал такого результата и был приятно удивлен.

На несколько мгновений Ла Морт перестал существовать, и сила его тут же исчезла, вернувшись к своему хозяину. Все кости его были переломаны и череп разбит всмятку, и было видно, как противно шевелится его тело, будто, в самом деле, рой шершней забрался внутрь него и теперь копошится, устраиваясь поудобней, — в действительности это всего лишь срастались кости.

Филипп поднялся из кресла и, не спеша, направился к нему.

Он не знал, как ощущают его силу окружающие вампиры, сам он чувствовал только холод черной бездны, льющийся из него, как из открытых адских врат. Позже он спросил у Лоррена, какой была сила тьмы. Тот долго молчал, будто ему не хотелось вспоминать, потом сказал:

— Я будто стоял на пороге преисподней, зная, что пути обратно уже нет. Тоска, безнадежность и сожаление… Боюсь, мне этого словами не передать. Но знаете, я теперь готов приложить еще больше усилий, чтобы остаться на этом свете как можно дольше.

Ла Морт поднимался на ноги, ошеломленный, но далеко не сломленный. Его силы было еще достаточно для того, чтоб драться яростно, беспощадно и бездумно, у этой твари больше не было человеческого облика, и вся ее сущность рвалась на волю вспышками неконтролируемой злобы, желания все кромсать, разрушать и обращать в хаос. Глядя в ее полыхающие огнем глаза, Филипп невольно читал обрывки чувств, эмоций и воспоминаний этого существа, доставшиеся ему в наследство от человека, которым он был когда-то. Среди них не было ничего, кроме боли, ненависти и отчаяния. Марсель Бово его звали. И он действительно ненавидел это имя даже больше своей жалкой и слабой человеческой сущности.

Рой шершней снова вырвался на свободу, но теперь у него уже не было прежней жуткой силы, ледяная бездна просто поглощала его, жадно затягивая в себя, и даже не требовала от Филиппа никаких усилий. Она жила внутри него, но в то же время она была теперь сама по себе и забирала силу поверженного вампира, утоляя свой голод. Филипп знал, что ему она ничего не оставит. Что ж, это было справедливо.