Отец его сложил голову в каких-то боях за чужие интересы, когда Жак был совсем маленьким, и воспитанием мальчика большей частью занимался дед, да еще дядя, в те редкие моменты, когда появлялся дома. Все воспитание сводилось к повествованию бесконечных баек о своем боевом прошлом — у деда, и о своем боевом настоящем — у дяди, и в воображении Жака рисовались весьма своеобразные картины воинской службы. В зависимости от того, удачным ли был у дядьки год, она представлялась ему то полной бесконечных лихих приключений, легких денег, разгула и обожания всех встречных девиц, то тяжелой и нудной муштрой под началом тупых офицеров, поражениями в битвах, безденежьем и скукой. И то и другое, в общем, было верно и складывалось в довольно правдоподобную картину жизни солдата-наемника.
Жаку было шестнадцать, когда дядя решил, что он вполне уже годен для воинской службы. Однажды он увез его с собой куда-то в Германию, где в то время шли ожесточенные бои между двумя княжествами, представил командиру отряда, и тот охотно согласился принять новенького в их ряды, незадолго до этого изрядно оскудевшие. Жак начал постигать воинское ремесло, учился держать строй, стрелять и биться в рукопашную, часто совершенствование навыков проходило уже непосредственно на поле боя, и если поначалу опытные солдаты старались его прикрывать, то вскоре нужда в том отпала, — парень все схватывал быстро.
Вместе со своими товарищами Жак успел попутешествовать по Европе, нанимаясь туда, где больше платят, и даже принял участие в нескольких масштабных сражениях. А однажды, когда войны вдруг временно зачахли, судьба занесла швейцарцев в Париж, где им удалось наняться в городскую стражу. Казна короля Людовика была пуста, платили стражникам маловато, к тому же постоянно задерживали жалование, и больше года наемники прожили, ведя разговоры о том, что вскоре непременно оставят эту службу и найдут другую, поденежнее и повеселее. Но разговоры, как оказалось, велись впустую, работы получше не подворачивалось, а бродить по миру в поисках призрачной удачи никто особенно не стремился.
Как-то раз в роте швейцарцев был устроен внеочередной смотр, куда явился холеный расфуфыренный офицер, заявив, что отбирает наиболее статных парней для вновь формировавшегося полка дворцовой стражи. Конечно, Жак попал в число счастливчиков. Он хотел было отказаться от такой чести, — служба во дворце представлялась ему еще более скучной, чем в городской страже, к тому же отбор по внешним данным, а не по боевым навыкам казался ему какой-то профанацией. Но товарищи назвали его дураком и велели принять выгодное предложение — личной охране короля платят лучше, да и работой не особенно обременяют: тишь да гладь и совершенно никакого риска для жизни. Несмотря на то, что в Париже в то время уже царили разброд и шатание, никто и предположить не мог, чем все закончится.