Ковбой медленно поднялся на ноги, не взглянув в сторону подыхающего охранника, задрал голову к висящему в небе диску, секунду стоял неподвижно, потом повернулся к нам, уставился бессмысленным взглядом на меня, и…
Я понял, что делало его таким сильным и таким… маленьким — одновременно. Не знаю, правда ли, что воображение делает человека и зверя великим, но оно дает возможность хотя бы на время принять то, что… Принять невозможно. Оно помогает не сойти с ума, когда случается что-то невообразимое, немыслимое, не укладывающееся в обычные, нормальные рамки существования. Оно… У Ковбоя его просто
Ковбой мог существовать лишь в том мире, где все было ясно и понятно. В мире, где есть ясные понятные цели, которых нужно добиваться, и он
Он увидел перед собой эту цель, и «песчинки», из которых он был слеплен и которые начали было рассыпаться, снова плотно слиплись друг с другом.
— Стой, — хрипло выговорил он, полез в карман джинсов и вытащил маленький револьвер с коротким стволом, одновременно выдернув из этого же кармана, что-то еще, какой-то небольшой сверток, упавший на песок.
— Стой, или ты… ляжешь! — он наставил на меня ствол, и я уставился в маленькое черное отверстие, маленькую черную дырочку, глядящую прямо мне в лоб и готовую выплюнуть маленький кусочек свинца, который легко и просто — так
Не мог.