Казалось, она сейчас заплачет. Ему хотелось ее утешить, обнять, прижать к себе, успокоить. Но это только продлит агонию, все уже решено.

— Эр...

Она улыбнулась печальной вымученной улыбкой.

— Как странно, мой отец так долго хотел выдать меня замуж, а я брыкалась, утверждала, что никогда не выйду замуж без любви. А теперь мне все равно. Оказывается, я боялась не выйти за нелюбимого, я боялась никогда не узнать, что такое любовь. Теперь я знаю. Мне больше ничего не страшно. Я всегда буду тебя любить. Я буду вставать и ложиться с мыслью, что ты где-то есть и молиться, чтобы ты там был счастлив.

— Если я буду знать, что ты в безопасности, я буду счастлив.

Эрилин сдержанно кивнула и оторвала руки от перил.

— Уезжай на рассвете, — попросила она, смотря себе под ноги. — Я не выдержу еще одного прощания.

— Хорошо, — пообещал Гэбриэл. Если бы он мог, он бы уехал прямо сейчас, умчался в ночь во весь опор, чтобы не думать, не чувствовать.

Эрилин протянула руку, он поцеловал ее, прижавшись губами к холодной коже чуть дольше, чем следовало.

Она медленно высвободила ладонь из его руки, сдержанно кивнула и пошла прочь по коридору, а Гэбриэл так и остался стоять, глядя ей вслед, пока шаги не стихли. Стражники последовали за своей будущей королевой.

Предстояло еще одно прощание. Джоф еще не спал. Он лежал на кровати, забинтованный по самую шею.

— О, Гэбриэл! — обрадовался он. — Дед только что ушел, и я как раз заскучал.

Гэбриэл присел на край его кровати.

— Тебе надо выздоравливать и отсыпаться, а не ворон считать.

— Я уже отоспался, — запротестовал юноша. — Три дня поленом лежу.

Гэбриэл улыбнулся. Это было невероятным облегчением, что Джоф шел на поправку.

— Я уезжаю на рассвете, — сказал он то, зачем и пришел.

Глаза Джофа превратились в глаза обиженного ребенка.

— Уезжаешь? — ахнул он. — Без меня?