Аким не навещал свою Уранию больше года, сознательно отдаляясь от ее холодной, неувядающей красоты, пока однажды ранним утром не увидел знакомый силуэт сквозь подернутое дымкой стекло павильона.

…Воцарившаяся среди остальных муз Урания смотрела на него с ласковой насмешливостью, улыбалась улыбкой молодой Натальи, протягивала руку, словно желала коснуться его щеки. Уже не просто статуя, еще не живая, но уже и не мертвая, завершенная…

Это была самая страшная ошибка в его жизни. Ошибку эту он не сможет простить себе до конца дней. Не нужно было показывать статую Наталье, не нужно было пугать недобрым предзнаменованием. Он и не собирался, пока вдруг не обнаружил себя стоящим между каменной Натальей и Натальей живой… Впрочем, теперь это было уже неважно, важно другое, то, что именно его рука поставила точку в смертном приговоре любимой женщине. Наталья умерла из-за него, из-за того, что много лет назад у него не хватило духу избавиться от ее каменного двойника…

Теперь у Акима оставался один-единственный смысл в жизни. Он должен раз и навсегда разобраться с окаянным наследием Саввы. Уничтожить проклятье, защитить Марту. Озарение пришло в тот момент, когда Аким убирался в рабочем столе. Альбом для набросков был куплен им несколько лет назад, но нарисовать хоть что-нибудь на хрустких мелованных страницах не хватило духу. Этот альбом, прощальный привет его молодости и немой укор его нынешней трусости, был заполнен его собственной рукой больше чем наполовину. С каждой страницы на Акима смотрела Наталья. Или Урания?.. А одежда была в мраморной крошке… А руки в кровавых мозолях… И ночи казались до самого донышка заполнены чем-то ускользающим, отнимающим силы…