– Там… в сумке… – сквозь пелену и звон тишины пробился хрип.

Стел пошевелился, с трудом выходя из леденящего оцепенения, и вдруг осознал – сердце забилось в горле, обожгло.

– Рани! – изо всех сил он постарался не дернуться, не потревожить ее, не напугать, и потому добавил шепотом: – Ты жива? Хвала Сариму, ты жива!

– В сумке… возьми, – прохрипела она – и на губах выступила кровь.

Стел повернул ее голову набок, чтобы не захлебнулась, отер платком. Отсветы догоревшего костра отражались в мутных глазах, и сквозь пелену безумия и бреда Стел увидел мольбу и немой укор. В сумке, она просила что-то посмотреть в сумке.

Перекинутая через здоровое плечо, маленькая сумка на длинной лямке все еще оставалась с ней. Дрожащими пальцами Стел далеко не сразу справился с путанными завязками и узлами, рванул тесемки с хрустом и вывалил содержимое на землю. Пара старых сухарей, коробочка для табака с выгравированными мечом и солнцем, обломанный гребень… что же? что же тут нужно найти?

В лунном свете блеснула голубой спиралью тонкая вязь рун по изящному раструбу.

Три ключа валялись в сухой траве, посреди хлама, выпавшего из сумочки.

– Ты все-таки сделала это? – Стел зажал ладонями пылающие щеки и посмотрел в ее мутные глаза.

В ответ она лишь коротко кашлянула.

Он взглянул на ключи, потом на Рани, опять на ключи и опять на Рани. Горло сдавил острый приступ боли.

Как же хотелось обменять эти три проклятые трубочки серебра на ее жизнь! Какими мелкими и неважными вмиг оказались все минувшие тревоги: и заговор Мерга, и невозможность возвращения домой, и изгнание из отряда, и даже угроза смерти целой деревни незнакомых чужаков.

– Так лучше, – прошептала она.

– Не говори так! Не говори, что так лучше! – опомнился Стел, сел рядом, положил ее голову себе на колени, коснулся горячечного лба. – Ты поправишься, вот увидишь, мы вытащим тебя, ты только борись, только держись, слышишь?

Рани молчала. Дышала рвано, неслышно – да почти не дышала, только обжигала кожу даже через ткань.

– Ты… помни… – она захлебнулась кровью, и Стел помог ей сплюнуть, вытер пересмякшие губы платком, но она упрямо договорила: – Это я сама… пошла.

– Я привел тебя сюда, я виноват во всем этом.

– Я так хотела, – беззвучно пробормотала она.

– Я люблю тебя, – так же беззвучно прошептал Стел.

И какой-то частью сердца в это поверил. Никто и никогда не слышал от него таких слов.