Весенняя ливневая гроза благословением снизошла на Лес. И он доверчиво раскрывался навстречу благодати, глупым щенком высовывая от радости язык, подставлял дождю каждый уцелевший листочек. По-детски обиженно зализывал раны. Тысячелетний и вечно молодой Лес.

На переправе напротив сгоревшей деревни по колено в воде стояла ведунья. Отсюда она казалась глиняной игрушкой в тряпичном платье. Это по ее рукам и ногам вознеслась к небу речная вода и молитва о благословении. Это ее верой и волей Лес смог зализать раны, потушить пожар.

Стел зажмурился, и странное чувство единения прошло. Теперь он вновь мог ощущать мир своими глазами и ушами. Обожженную кожу щипало в воде. Ноги погружались в ил, водоросли опутывали лодыжки. Ухватившись руками за гибкие прутья ивняка, Стел выбрался на берег и втащил за собой Белянку. Прошел пару шагов и уложил ее. Сам рухнул тут же.

Он закрыл глаза лишь на миг – и отпрянул, ошпаренный: темнота горела огнем, кровила. Надо добраться до переправы, укрыть след, по которому ушли деревенские. Иначе все это было… зря.

– Надо добраться до переправы, – бессмысленно повторял Стел одно и то же самому себе и смотрел на неподвижную бледную руку.

Сама Белянка мокла в натекшей луже ровно в той позе, в которой оставил ее Стел: с поднятыми руками, запрокинутой головой и согнутыми коленями. Мурашки волной пробежали по спине и стиснули сердце. Мелкая дрожь пробралась под одежду, засаднила обожженная кожа, застучали зубы.

Спокойно. Не нужно ничего выдумывать. Спокойно.

Но уговоры не действовали. Страх нарастал, нарастал, и что-то внутри настойчиво ждало, что вот сейчас девчонка пошевелится, сменит позу и откроет глаза. Вот сейчас!..

Но ничего не менялось.

Стел поднес трясущуюся руку ей под нос – дышит! Он глупо улыбнулся. Дышит! Дышит.

Тяжело поднялся – ноги заскользили по размокшему илу, – удержал равновесие и подхватил Белянку, закинув за шею ее руки. Растревоженные ожоги прострелили до сердца, но он только закусил губу и грузно зашагал по грязи. Лил дождь, рубаха липла к воспаленной коже. Мокли стволы, напитывалась сыростью кора. Лес оправлялся, оживал, сипло дышал и ворчал. Ноша тянула к земле, будто неживая. Стел заглянул в подернутые отраженным огнем глаза – жутко, когда знаешь, что это настоящий огонь, бушующий у нее внутри.

Стел стиснул зубы и упрямо шагнул вперед.

Дышит – значит, не все потеряно. И он отыщет способ ее вернуть. Во что бы то ни стало отыщет.

Глава 47

Глава 47

У окна стояла Мирта. Сумеречный свет обволакивал девичий силуэт и обесцвечивал мир, с точностью ювелира выплавляя мелкие детали. Кисейная занавеска дрожала на ветру, сизой дымкой сливалась с ночным платьем без бретелей. Из высокой прически выпал локон, будто уголек прочертил по белой шее волну.