Ты глядела исподлобья. Тяжелые пряди упали на плечо, когда ты лукаво и вызывающе склонила голову. Ты нападала, хотя была загнана в угол. Так храбро ведут себя только хищные животные. И дикие народы вроде моего.

– Я не приглашал тебя в священный день. Впрочем, сомневаюсь, что пригласил бы и в другой.

– Потому я и пришла сама.

Наглая и любопытная, чета своему народу. Я вспомнил, как, подбираясь к селению, горожане, особенно дети вроде тебя, наблюдали за нашей обыденной жизнью, словно мы были зверями в балагане. Чужаки не совались близко, потому вождь запрещал прогонять их. Он вообще был мягкосердечен, наш прежний вождь Рысь с Малой Горы: сторонился бледнолицых, но не держал на них зла, в то время как я был полной с ним противоположностью в обоих этих вопросах. Именно это знаменовало все мои последующие поступки и его смерть.

– Вы… краснокожие. Индейцы, верно?

Я усмехнулся и вернул револьвер в кобуру.

– Оба прозвания дали вы, оба пусты. Вы ничего о нас не ведали, но вам нужно было нас обозначить, как любых неразумных тварей. Ведь вы записываете в книги каждую блоху и былинку и зовете это знанием?

Помнишь, как ты опустила глаза? Как потом опять глянула в упор и кивнула, но не мне, а скорее себе? Помнишь, что ты ответила?

– Ошибаешься. Достойным врагам тоже дают имена, но не всегда красивые и правдивые. Так… как мне звать вас?

Неожиданно для себя я рассмеялся от удивления, рассмеялся под твоим серьезным взором, но не обманулся, ни на миг. Ты ведь дурила меня. Изворачивалась, пытаясь сберечь жизнь, не более. Я смеялся недолго, и ты сжалась, едва смех стих.

– Как звать? Твое дело, девочка, и я бы не тратил на это времени. Потому что в следующий раз я брошу топор тебе в голову и попаду, прежде чем ты откроешь рот. Этим, ― я уперся ладонью в кладку подле твоего виска, и ты не выдержала, вскрикнула, отшатнулась, ― я избавлю от будущих бед и свой народ, и тех, к кому ты примкнула. А сейчас убирайся, пока не настало завтра и я не получил права тебя убить.

Я шагнул назад и отвернулся. Беги путем, которым явилась, беги, дочь чужого племени. Во мне не кипела досада оттого, что ночь ― не для крови. Я еще не видел в тебе врага, Джейн, только тень мира, изгнавшего нас, такую же жалкую, как сам тот мир. И…

– А я обманула тебя.

…И я верил, что тень жалка, пока не услышал щелчок и не почувствовал дуло револьвера меж лопаток. Ты шагнула за мной, ты глядела тяжело, не мигая, и вот теперь в глазах были слезы. Но рука ― тонкая, бледная, обнаженная по локоть ― не дрожала.

– Стой.

Лишить тебя игрушки, взорвав ее? Глупо ломать хорошее оружие. А может, лишить тебя руки? Я недолго думал. Очень медленно я сжал кулак, и ладонь обжег холодом кусочек металла.