[Мэчитехьо]

[Мэчитехьо]

Я помню тебя, Жанна, Джейн, Исчезающий Рыцарь. Будь у тебя тысяча имен, я помнил бы все, и мне ничего бы это не стоило ― каждое само выжглось бы в рассудке. Я не забываю ничего о тебе, Джейн, моя Джейн. Не это ли убивает меня день за днем? Ты. Все время ты. Наши души так вросли друг в друга, что ныне, когда твою выдрали из моей с корнями, я не могу быть глух к этой боли. Я схожу с ума, Джейн. Со дня, когда ты не вернулась.

Поначалу я решил, будто ты обманула меня, Джейн, предала, испугавшись собственного выбора. Тогда я велел пленить тебя. Мы ждали в каждом уголке Агир-Шуакк, где ступала твоя нога, ждали и у Омута. Привести тебя живой ― был приказ; он в силе доныне, хотя почти сразу, овладев разумом второго сына, я увидел, что ты умерла. Никто не знает, что эта весть сделала со мной; единственный из Круга, кто понял, убит и сожран змеями. А Белая Сойка… у Белой Сойки не было выбора, узнать или нет. Ему воздастся сторицей за беззаветную верность, воздастся, даже если… нет. Никакого «если». Как бы ни поступила судьба со мной, с тобой, с нами, Джейн, мальчик получит то, что я ему предназначил. Рано или поздно. Так или иначе.

…Я помню, Джейн, помню, как услышал впервые: «Белый ребенок помог дикарям». Мои люди увидели тебя ― хрупкое существо в странном наряде ― и, поскольку все принадлежали к новому поколению, даже не поняли, откуда ты явилась. Ты выстрелила по ним несколько раз, затем повстанцы забрали тебя. Слушая, я спросил из праздной скуки: «Мальчик?». Мне ответили: «Девочка». Бледнолицая девочка прошла через Два Озера, и у нее хватило храбрости на нас напасть? Забавно, но вскоре я забыл об этом. Я был уверен: ребенок мертв, или вернулся на свою Сторону, так или иначе, ему незачем место в моей памяти. Там и так многое, что я предпочел бы стереть.

…Я помню, Джейн, помню, как стал видеть тебя, еще не в бою. Повстанцы тряслись над тобой, как христиане над святыней, но ты уже незримо была с ними. На допотопных знаменах, на рваных плащах проступал твой вышитый белой нитью лик. Некоторые умирали с твоим именем на губах; имя было неотрывно от имени мертвого Эйриша, которого почему-то никак не забудут.

Последний правитель, так и не ставший правителем, и девчонка, которой даже не дают в руки меч. Такими были защитники повстанцев, оплоты их веры, их зримые боги. Они ведь обожествили и его, и тебя, не этим ли в конце концов сковали по рукам и ногам? Я знаю, Джейн: когда становишься чьим-то божеством, потом очень трудно уйти.