От… Джейн?
– Послушай. ― Осторожно пытаюсь ослабить его нервную хватку. ― Я не понимаю практически ничего, но мне не нравятся такие авантюры, а особенно то, что ты втягиваешь туда молодых девушек, живых или покойных. Ты не тот, кому я доверю Эмму или…
Амбер фыркает, внезапно развеселившись, и упрямо, нетерпеливо мотает головой.
– Не время ворчать по поводу моих устоев! Вскоре у тебя будет славная компания в лице мисс Бернфилд, и она многое тебе объяснит. Путь будет довольно долгим.
– Путь…
– Я живу там. ― Он все так же нетерпеливо кивает куда-то в сторону срубов. ― Дальше. За Двумя Озерами. Но я не могу вернуться туда отсюда, с вами, я… вроде как мертв, нет, не спрашивай! Пока что, ― он легонько меня встряхивает, ― главное, Мильтон. Самое главное. Что бы ты ни увидел. Что бы ни произошло прямо здесь, . прямо сейчас. Ни в коем случае…
За
Его «не бойся» тонет в донесшемся со стороны озер девичьем крике. Это крик Эммы.
Голос, раздавшийся следом, ― глухой, злой, хриплый ― тоже трудно не узнать.
9
Инквизитор
[Натаниэль Ларсен]
9
9
Инквизитор
Инквизитор
[Натаниэль Ларсен]
[Натаниэль Ларсен]
«Я потерял опору, Нэйт, даже не заметил, как легко. Я хочу прийти в церковь уже несколько дней, прийти с покаянием. Я знаю, вера учит: истинно отпускает грехи Господь; пасторы ― не светочи его величия, но рабы; их удел ― слушать и наставлять. Пастухи ― часть паствы, истинный Пастырь один. Но я прошу у тебя, прошу, Нэйт, отпусти мне грехи или, как в давний день, назови трусом. Сделай что-нибудь, чтобы я поднялся, вспомнил, что я ― по праву сын своего отца.
«Я потерял опору, Нэйт, даже не заметил, как легко. Я хочу прийти в церковь уже несколько дней, прийти с покаянием. Я знаю, вера учит: истинно отпускает грехи Господь; пасторы ― не светочи его величия, но рабы; их удел ― слушать и наставлять. Пастухи ― часть паствы, истинный Пастырь один. Но я прошу у тебя, прошу, Нэйт, отпусти мне грехи или, как в давний день, назови трусом. Сделай что-нибудь, чтобы я поднялся, вспомнил, что я ― по праву сын своего отца.
Он подарил мне дом. Я защищал этот подарок, пока на плече лежала отцова рука, и когда она истлела. Город спал без страха, ведь я был его сторожевой собакой. Скажи, Нэйт… когда в воде моей оказалась сонная трава? Когда мне выкололи глаза? Как я допустил сначала смерть невинной, потом явление чудовищ, потом великое пожарище? Никто больше не треплет пса по холке. Пса побивают камнями, ведь одному он еще противится, изо всех сил натягивая цепь. В город не придет старик Линч, продавец пеньковых веревок. Или я стану первым, кого здесь повесят. Я, а не безумный мальчик. Может, тогда очнется хоть кто-то?