– Мне это неизвестно! ― Он все-таки теряет терпение, нелепые усы даже топорщатся от гнева. ― Но клянусь, я…

– Неизвестно? Славно. ― Я крепче перехватываю горло Бернфилд и опускаю вторую руку к своему поясу. ― Вы все идете со мной. Поболтаем в большой теплой компании, или…

– У нас нет на это…

– …Или, ― с нажимом продолжаю я, ― аутодафе состоится прямо сейчас.

Дуло моего револьвера прижимается к виску маленькой дряни. Я жду, что она закричит, но напрасно; девчонка только закрывает глаза, шепча: «Господи, помоги…». Она не вправе поминать Его всуе, не вправе звать. Но смертникам многое прощается. А ей не жить.

– Господи… ― слышу уже от доктора, ― вы хуже Савонаролы42. ― Он почти повторяет мои первые обращенные к нему слова: ― Как вы можете? Ваш сан…

– А вы предатель, ― эхом отзываюсь я. ― И я никогда не ждал от вас добра. Живо разворачиваемся! ― Адамс по-прежнему целит в меня, и я невольно кривлю рот в оскале. ― Моя пуля будет куда быстрее. Право, хватит вам грехов. Хватит…

– Действительно, Мильтон. Хватит.

Голос рыжего демона. Он наконец вмешался, и я понимаю: только теперь что-то действительно начнется. Крепче прижимаю ствол к виску Бернфилд, так и не открывшей глаз. Райз тем временем равняется с Адамсом, опускает его руку с оружием, затем выступает вперед. Нас разделяет чуть больше тридцати футов. Горящий взгляд неотрывен от меня.

– Ты говоришь не о том, приятель. ― Тон безмятежен, без угрозы. ― Совсем не о том. Ему… ― выразительные губы растягиваются в усмешке, неожиданно жалостливой, ― плевать, кто пригласил в город зверей. Плевать. Он лишь не хочет, чтобы винили его приятеля, мистера Законника. Мы все переживаем за друзей, попавших в беду. Каждый по-своему.

Он не делает резких движений, просто щелкает бледными пальцами. Но я уже не держу никого: Эмма Бернфилд за спинами этих двоих, возникла из воздуха и, потеряв опору, упала в траву. Она растирает руки и плечи, затекшие от моей хватки, и не поднимает головы.

– Начнем с того, ― Райз вызывающе щурится, ― что никто не будет никем прикрываться. Это не твои методы, жрец Изувеченного Бога. Верно?..

Я наставляю револьвер на него, но вполне понимаю: зря. Он говорит твердо, глядит прямо и ждет лишь повода меня убить. Что ж. Придется действовать как-то иначе. Кивнув, я неторопливо возвращаю оружие в кобуру и показываю пустые ладони. Пусть поверит. Пусть расслабится. У него манеры и ужимки гордеца, таких легко обмануть покорностью.

– Отлично. ― Он складывает пальцы в шпиль. ― Ты не глуп. У меня есть мысль. Для начала…

Он осекается на полуслове и странно, по-животному, тянет носом воздух. Хмурится, потом прикладывает руку к уху. Поначалу я не понимаю, что значит эта пантомима, но неожиданно она обретает смысл. Я тоже слышу. И чую.