И скорее всего, это тоже так и есть. Я улыбаюсь. Зеленый туман поднимается выше.

…Крышка Саркофага разлетается с оглушительным грохотом. Нас отбрасывает, проволакивает по мху, швыряет в осоку. Больше не стучит в висках, притихла боль, а недавнее лихорадочное возбуждение, безумная решимость и какой-то ритуальный экстаз кажутся то ли сном, то ли припадком. Что я творил, с кем разговаривал? Но, открыв наконец глаза и приподнявшись, я вижу: Амбер выбирается из могилы. Выбирается, упираясь в ее края . сведенными судорогой пальцами и смахивая назад свалявшиеся рыжие пряди. Он все в том же мундире янки. И на его теле нет ран.

Я так силюсь поверить в увиденное, что не замечаю другого. Не замечаю, пока мой друг не замирает как вкопанный и не вскидывает резко взгляд. Глаза, прежде затуманенные радостью, зажигаются ужасом. Ненавистью. Бешенством, в каком я не видел его никогда прежде.

Эммы с нами нет. В небе за древними деревьями только что скрылась какая-то тень.

2 Воскрешенная

2

Воскрешенная

[Эмма Бернфилд]

[Эмма Бернфилд]

Однажды я уже просыпалась так: не понимая, где, и едва живая. И тоже дрожащий перед веками свет казался незнакомым, и поверхность, на которой я лежала, не была моей периной, и все пугающие воспоминания, толкаясь, разом лезли в рассудок. Теперь я будто заново переживаю давнее пробуждение в убежище повстанцев, но вместе с тем… все иное.

Свет теплый, рыжеватый; его могло бы давать каминное пламя. Ложе ― не подстилка из листвы, а кровать, удобнее той, что дома. И только воспоминания, иные по содержанию, столь же страшны по сути. Кровь, уходящая в камень. Доктор, сгорбленный и ослабший. Его пустой взор, глухота к моему зову, осознание: сердце, и так подвергшееся испытаниям, может надорваться. Взрыв, бросивший нас назад. Лихорадочная мысль: «Все погублено, все!» и болезненное падение. Ослепленная, с забитым землей ртом, я не могла подняться или закричать, не понимала, мертв ли доктор, восстал ли светоч, цела ли Кьори. Тогда на меня и рухнула с неба тень. Птица ― подумала я в первый миг и поняла, как ошибаюсь, едва не когти, а сильные руки сдавили меня и подхватили. Я посмотрела в глазницы вороньего черепа, желтые и злые, потом ― в сами мертвенные глаза, подобные тлеющим углям. И потеряла сознание.

Сейчас на зубах уже не скрипит земля. Не ноет рука, которая казалась вывихнутой, нет головокружения. Я много дней не чувствовала себя так хорошо, и только паника сковывает по холодеющим рукам и ногам. Мэчитехьо утащил меня, как ястреб мышь. Бросил и наверняка наблюдает: когда добыча очнется, когда зашевелится, когда с ней можно будет что-то делать. Что?.. Я слабо, чтобы грудь почти не вздымалась, вдыхаю. Я вспоминаю, что шептали мне из-за стальной решетки. Джейн. Я здесь из-за Джейн; он не оставил ее в покое даже мертвую. За что?